— …Потому что здесь имело место старое тщеславие, — сказала Блинкен. — После войны люди были поражены ужасом. В большинстве своем они жаждали присоединения к каким-то организованным группам. Так, вы рассказывали нам, скитальцы стекались в Набер. Но не так было в Хотонг и Ловеллтауне. Тамошние жители считали, что это внешний мир должен прийти к ним. Так и произошло: к ним пришли, проявив бездумную и невиданную жестокость. Затаившиеся, ждущие лучших времен, эти оставленные городом при зраки были легкой добычей для пришельцев, дикарей… новых дикарей. Сейджи работал с матерью на кукурузном поле (ему тогда было пятнадцать лет), когда из ниоткуда примчались три конника и похитили Теру. Сейджи они отбросили и сторону…
— Того, кто схватил меня, я укусил за запястье, и ощутил, как хрустнула кость. Он завопил, я упал в грязь. И они исчезли.
— Потом он увидел других из той же банды. Они поджигали дома и убивали соседей Сейджи — просто для удовольствия. Он бежал в леса и там присоединился к тем не многим, кому удалось спастись. Помимо жителей Хотона, там были беглецы и из других разоренных городов. Они образовали собственную банду. Несмотря на малый рост, они ценили Сейджи: он был злее любого гиганта и быстрее про чих изучил искусство жизни в лесах и охоты. Движения его были очень быстрыми. Оказавшись в джунглях, он сделался молчаливым. Молчаливым до жути. Он принял участие в не которых актах возмездия…
— …О которых он предпочел бы сегодня не вспоминать, — сказал Нод, — Нам так и не удалось поймать людей, похитивших мою мать, когда мне исполнилось семнадцать, я понял, что мы сами превратились в бандитов — ничем не лучше всех прочих. Я ушел от них и в одиночестве прожил в джунглях два года. Словно подслушивающая тень, я пробирался в людские жилища. Нуждался я мало в чем. Наконечники для стрел я изготавливал, оббивая кремни. Они хуже обычных?.. С моим легким луком я предпочитал их. Когда мне нужно было что-нибудь, что можно было добыть только с помощью кражи — я крал…
— …Обязательно оставляя что-нибудь взамен, — сказала Винкен. — Это была его прихоть: оставить, например, шкурку кролика за моток пряжи.
— Горе тому, кто начинает вести с людьми такой диалог, — заметил мистер Виргиль.
— Он не мог даже оставить записку. Они не знали грамоты, Виргиль, — сказала Винкен.
— Они не убили меня, — сказала Солайтер.
— Вы — прелесть, — сказал Нод. — Просто иногда случаются исключения.
— На самом деле это было больше, чем прихоть, — продолжала Винкен, — поскольку Сейджи и тогда, и сейчас придерживался более строгих этических принципов, чем (‘го скверные маленькие жены. Время от времени, к их чести, они пытаются следовать его примеру, но прогресс невелик. Гм. (Итак, перед вами совершенно исключительный человек, милая Солайтер.) Они, правда, имеют то образование, о котором он упоминал, но по временам с них слетает всякое образование. Так, например, было, когда Сейджи i(первые увидел их. Будучи сам невидим для них, он наблюдал из леса, как они ковыляют по совершенно пустой дороге… Причем они понятия не имели, куда идут, поскольку всякий разум у них вышибло начисто. Можно сказать, что они тогда временно впали в идиотизм. Видите ли, Ловеллтаун был стерт с лица земли болезнью. Мы даже не знаем, что это была за болезнь. Никого из врачей Старого времени в Ловеллтауне не осталось. Возможно, это было какое-то новое заболевание: сильная лихорадка, жар, распухшие железы и — внезапный коллапс. Город пережил послевоенные эпидемии, дифтерию, красную чуму Шестнадцатого года, но эта болезнь его доконала. Погибли все. Я имею в виду: все, кроме моей сестры и меня. Выжили лишь две девушки, крохотные, красивые — объясняйте это как хотите. Когда мы поняли, что произошло, у нас была только одна мысль: уйти оттуда. Идти и идти по дороге, не имея никакой цели. Кроме одной: уйти. Бежать оттуда. Блинкен, которую я тогда знала как Софию, хотела…