— Две недели.
Она вскинула брови.
— Так долго?
— Тебе понадобится несколько дней, чтобы привыкнуть к нему, а ему — чтобы доехать из Лондона. — Эсме говорила так небрежно, словно нанять мужчину для удовольствия — простое, легкое решение. Для нее так оно, возможно, и есть. Белла вполне могла представить кузину, внимательно разглядывающую ряд красивых мужчин и делающую выбор, словно выбирает пару новых туфелек. «Блондин. И пусть его доставят сегодня же».
— Ох, я…
— Скажи «да», — мягко проговорила Эсме. Она накрыла ладонью ладонь Беллы, лежащую на белоснежной скатерти, и сжала. — Позволь мне сделать это для тебя. Чтобы ты почаще улыбалась. Никто ничего не узнает. Не беспокойся. Я об этом позабочусь. Тебе просто надо находиться в Боухилле, вот и все.
Белла закрыла глаза. В душе ее шла ожесточенная борьба. Эсме отмела все ее возражения, расчистив путь, предлагая ей этот единственный шанс. Шанс, о котором она и помыслить не могла.
Но она не может им воспользоваться. Это против самой личности, над созданием которой она так упорно трудилась. Это насмешка над всеми обещаниями, которые она дала себе — больше никогда не поддаваться соблазну. Никогда не быть безрассудной. И — главное — это могло лишить ее надежды когда-нибудь добиться прощения Филиппа.
Поэтому она проглотила слово, которое так отчаянно хотела произнести, и сказала другое, от которого ее изголодавшаяся душа зарыдала в агонии.
Высокие напольные часы в углу комнаты пробили три. Эхо последнего удара немного задержалось, прежде чем окончательно растаять. Вытянув длинные ноги, Гидеон Роуздейл устроился в кожаном кресле. Он поднял газету так, чтобы на нее падал свет от окна у него за спиной.
«Особняк, земля с доходом 4000 фунтов, 5 миль к востоку от Ридинга…»
— Слишком близко от Лондона, — пробормотал он.
«Особняк, земля с доходом 1000 фунтов, к северу от Брайтона…»
Нахмурившись, он покачал головой. Наверняка не возле Брайтона. Многие дамы ездят туда на отдых. В любом случае собственность не принесет достаточного дохода. Он пробежал глазами первую страницу «Тайме» и задержался на последнем объявлении.
«Дом с шестою спальнями и семьюдесятью акрами, Дербишир, юг Хартингтона. Сдается внаем…»
Он даже не заметил, что затаил дыхание, пока эти последние два слова не заставили его разочарованно выдохнуть.
Нет, то тоже не годится. Чертовски трудно убедить кого-нибудь сдать собственность в аренду — только покупка, но это обойдется ему значительно дороже, чем аренда. Нет смысла дразнить себя тем, чего не может быть, по крайней мере пока.
Он взял тяжелый хрустальный бокал с приставного столика и сделал большой глоток. Первосортное выдержанное виски приятно обожгло горло и помогло обратить свои мысли на другие, не такие безрадостные дела. Он отставил стакан и открыл газету.
Резкий двойной стук эхом отозвался в тихой гостиной, оторвав его внимание от последних парламентских дебатов! Он сложил газету, встал и положил ее на кресло. Записка была всунута ему в ту же секунду, как он открыл переднюю дверь.
«Роуздейл, ты должен немедленно явиться ко мне в кабинет, дабы встретиться с потенциальной клиенткой».
Записка не была подписана, но черно-алая ливрея слуги, стоявшего в дверях, ясно указывала на отправителя.
Подавив вздох, Роуздейл положил записку на пристенный столик рядом с дверью. Когда же перспектива новой клиентки стала неприятной работой? Нет, это не вполне верно. Она неприятна только тогда, когда приходится видеть ее.
— Я буду через минуту.
— Лучше поспешить, — сказал слуга, угрюмо скривив рот.
Не обратив внимания на замечание, Гидеон пересек свою уютную, красиво обставленную переднюю гостиную, прошел через маленькую официальную столовую и вошел в спальню. Ему потребовалась минута, чтобы надеть темно-синий сюртук, который его портной с Бонд-стрит доставил накануне. Сюртук сидел на нем идеально и был скроен достаточно свободно, чтобы Гидеон мог сам его надевать. Он не задержался, чтобы посмотреть в овальное зеркало над комодом, взял серебряные карманные часы и положил в кармашек жилета.
Гидеон запер дверь квартиры, сунул ключ в карман и последовал за слугой вниз по лестнице, ведущей с верхнего этажа. Слабое послеобеденное солнце приветствовало его, когда он вышел в переднюю дверь своего холостяцкого жилища.
Она не преувеличивала, когда написала «немедленно». Черная городская карета с алой окантовкой уже ждала его. Угольно-черные шкуры четверки лошадей блестели так же, как покрытая толстым слоем лака карета. Он не мог припомнить, когда она в последний раз брала на себя труд прислать за ним экипаж. Эта новая клиентка, должно быть, особа, стоящая того, чтобы произвести впечатление, к тому же торопится, если не захотела ждать лишние десять минут, пока он дойдет пешком.
Заносчивый слуга не потрудился открыть для него дверцу — впрочем, Гидеон и не ждал этого. Внутреннее убранство кареты представляло собой пышную роскошь, в точности как ее хозяйка. Мягкие сиденья обтянуты алым бархатом. Стены обиты дорогим атласным деревом, а все детали изготовлены из полированной меди. Он опустил непроницаемую штору, и внутри воцарился полумрак. Через несколько минут карета остановилась в маленьком заднем дворе.
Гидеон отправился к личному кабинету обычным путем: поднялся по черной лестнице, прошел по служебному коридору, но остановился, завернув за угол. Какой-то мужчина стоял у двери кабинета, расправив плечи, сцепив руки за спиной и слегка рассташив ноги. Коричневый плащ и желтоватые бриджи свидетельствовали о том, что он не является одним из работников борделя. И не клиент. Плащ слишком простой, выражение лица слишком отстраненное, вся его поза слишком…
Бывший солдат. Гидеон достаточно повидал их в Лондоне с тех пор, как закончилась война. Этот, должно быть, служит у потенциальной клиентки Гидеона.
Чудесно. Клиентка с чересчур покровительственным слугой.
Мужчина поймал его взгляд и удержал. Недрогнувшие и твердые серые глаза буравили его.
Волосы на затылке у Гидеона зашевелились. Он расправил плечи и уже собирался потребовать, чтобы мужчина отошел в сторону — не попросить, ибо этот взгляд не допускал обходительности, — когда мужчина открыл дверь.
Не говоря ни слова, Гидеон вошел в комнату, дверь за ним закрылась. Женщина с темно-каштановыми волосами, собранными в замысловатый узел на затылке, сидела в одном из алых кожаных кресел лицом к столу тикового дерева, спиной к Гидеону. Он остановился в нескольких шагах позади нее и слегка слева.
Она не повернулась, чтобы посмотреть на него, просто подняла маленькую бледную ладошку и щелкнула пальцами.
— Подойдите сюда, чтобы я могла вас видеть.
Француженка. Интересно. Впрочем, по опыту он знал, что француженки довольно капризны. Он обошел кресло и остановился сбоку стола:
Его потенциальная клиентка сидела, небрежно откинувшись в кресле с непринужденностью, указывающей, что она вполне удобно себя чувствует и уверена в своей привлекательности. Сказать, что женщина красива, было бы простым повторением очевидного, а надменное, слегка скучающее выражение лица давало понять, что откровенная лесть будет встречена отнюдь не благосклонно.
Ее взгляд прошелся по всему телу Гидеона. Он не сомневался, что эти фиалковые глаза не упустили ни малейшей детали.
Он взглянул на другую женщину, сидевшую за столом, молча попросив о требуемых представлениях.
Облаченная в одно из своих традиционных, облегающих фигуру платьев алого шелка, мадам Рубикон лишь вскинула бровь. Соломенные волосы, собранные на макушке, полностью открывали драгоценное колье у нее на шее, которое, как он знал, было фальшивым. Несколько выбившихся из шпилек прядей были намеренно уложены так, чтобы привлечь взгляд к пышному, едва прикрытому бюсту. Она была само воплощение поставщика дорогостоящей плоти и, к несчастью, также его работодатель.