«Нет, она не могла. Нет, нет, не может быть!»
В отчаянии она заставила себя вернуться мыслями к их последнему разговору, ища что-то, что
она могла сказать и что могло быть неверно истолковано как одобрение. Но не нашла ничего.
Ничего.
Должно быть, она не поняла. Эсме не могла поступить подобным образом. Просто не могла.
«Изабелла!
Если я правильно рассчитала время, то Боухилл-Парк будет принимать гостя во второй половине того дня, когда ты получишь это письмо. Мистер Гидеон Роуздейл поселится в садовом домике. Он готов провести в Боухилле пару недель. Пожалуйста, будь добра, сообщи своей экономке о скором прибытии твоего дорогого кузена. Я обещала найти такого, который тебе подойдет, и нашла.
Невзирая на твое возможное недовольство мной, я все же надеюсь, что ты по крайней мере пригласишь своего гостя пообедать, прежде чем отослать назад. Если не ради себя, то сделай это ради меня, потому что я люблю тебя и желаю тебе счастья. S'ilvousplait,[1] отдохни от своего покаяния.
Эсме».
Она поняла все правильно.
Записка полетела из ослабших пальцев Изабеллы на аккуратную поверхность письменного стола. Последнюю неделю она боролась с собой. Сожалела, о своем решении, убеждала себя, что следовало сказать «да». Было намного легче сказать «да» задним числом, когда не приходилось жить с последствиями. Осложнения умалялись, риски легко игнорировались. Вчера Белла даже позволила себе предаться грезам, когда находилась в оранжерее, срезая свежие цветы, и ее размышления были крайне приятными.
Но то были всего лишь пустые мечты. Фантазии.
Не предполагалось, что такое на самом деле произойдет.
Но это произойдет. Эсме нашла ей мужчину. Мужчину, который теперь на пути в Боухилл. То, как Эсме рассчитала время для своего письма, не осталось незамеченным. Она могла бы легко отправить письмо экспресс-почтой, и оно пришло бы на день раньше.
— Черт бы ее побрал, — пробормотала Белла.
Эсме удалось настолько вывести ее из равновесия, что она начала чертыхаться. Знай Белла, где ее найти, отправила бы ей язвительный ответ. Но Эсме никогда не задерживается долго на одном месте. Она может быть где угодно в Англии или на континенте. Может слать ей письма, а вот Белла не может. Она пишет Эсме письма, но никогда их не отсылает. Бывают моменты, когда она просто находит утешение в самом процессе написания слов, которые не предназначены ни для чьих глаз.
Ничего не поделаешь. Браня свою своевольную кузину, ситуации не исправишь. Обратить свой гнев на мистера Гидеона Роуздейла было бы грубо указать на дверь человеку, не пригласив его хотя бы пообедать, особенно после такой долгой дороги.
Взгляд ее упал на маленькие фарфоровые часы на столе. Белла резко выпрямилась в кресле. Десять. Ее гость может прибыть сию минуту или поздно вечером, а то и на следующий день. А к его приему ничего не готово.
Белла позвонила служанке и попросила найти экономку, которая не заставила себя ждать.
— Да, ваше сиятельство?
— Я получила письмо от мадам Марсо. Она сообщает, что уговорила одного из моих кузенов нанести мне визит. Мистер Роуздейл едет из Лондона и должен прибыть сегодня во второй половине дня. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы садовый домик был проветрен и подготовлен.
Белла удостоилась вопросительного взгляда экономки, миссис Кули, при упоминаний садового домика. Эсме всегда останавливалась в особняке, в Желтой спальне, и, поскольку была единственной гостьей Беллы, никогда не пользовалась коттеджем.
Ее подбородок остался высоко вздернутым, а самообладание не дрогнуло. Небольшой персонал Боухилла заботился о ее комфорте, но получал жалованье от Стерлинга. Даже если она позволит мистеру Роуздейлу остаться всего на одну ночь, необходимо, чтобы никто не узнал, что он не кузен.
— Хорошо, ваше сиятельство. Немедленно позабочусь об этом.
— И предупредите на кухне, что сегодня мы ждем гостя к обеду. — Белла взяла лежавшее на столе меню, которое уже одобрила, пробежала глазами и задумалась. Обычная еда типа закуски не подойдет. Тогда какая? Белла понятия не имеет.
Она взяла ручку, обмакнула в серебряную чернильницу и застыла в нерешительности, не донеся кончик ручки до бумаги.
Что он любит? Она не имеет ни малейшего представления. Все, что ей известно о нем, — это его имя и что он приезжает из Лондона. Сосредоточившись на меню, она заговорила с небрежной непринужденностью, которая противоречила дрожи в животе.
— Обед сегодня в шесть. Пожалуйста, позаботьтесь о садовом домике. Я сама отошлю меню на кухню.
— Хорошо, ваше сиятельство. — Экономка вышла из комнаты.
Белла бросила ручку и прижала вспотевшую ладонь ко лбу. У Беллы в голове не укладывалось, как могла Эсме сделать такое.
Послать ей мужчину.
Гидеон разглядывал особняк Боухилл-Парка, поднимаясь по парадным ступенькам. Дом по сельским меркам был скромным. Не растянутое, со множеством крыльев строение, строившееся десятилетиями и задуманное как диво, дабы произвести впечатление на гостей. Это был квадратный георгианский особняк с двумя рядами ионических колонн, эффектно выглядевших на фоне каменных стен и расположенных по бокам от арочного портика. Именно такой дом, владельцем которого он много раз мысленно представлял себя. Аккуратный и сдержанный, едва ли он являлся фамильным, гнездом Стерлингов. Графы предпочитают более величественные дома. Если дело обстоит так, то что за женщина ждет его? Женщина, которую муж считает недостойной родового поместья Стирлингов?
Пока он задавался этим вопросом, дверь распахнулась через секунду после того, как он постучал. Дворецкий с угрюмым лицом, не спрашивая его имени, окинул Гидеона высокомерным взглядом и жестом пригласил войти. Он привел его в гостиную и, презрительно хмыкнув, закрыл дверь.
Давно привыкший иметь дело со слугами клиенток, Гидеон бровью не повел. Но дворецкий наверняка догадался, что тут дело нечисто. На собственном опыте Гидеон убедился, что если слуги что-то заподозрят, все равно будут держать язык за зубами. Для них главное — соблюсти приличия, на правду им наплевать.
Гидеон остановился и огляделся. Дом может многое рассказать о женщине. Кушетка, обитая парчой цвета слоновой кости, пара кресел и низкий столик образовывали уголок отдыха между двумя высокими окнами. В беломраморном камине гостеприимно горел огонь. На стенах, оклеенных китайскими обоями, висели картины в позолоченных рамах с изображением цветущих садов.
Все вещи на своих местах. Гостиная сверкает чистотой — ни пылинки. У экономки, которую он заметил по пути в комнату маячившей посреди длинного коридора, ведущего в заднюю часть дома, явно был вид знающей расторопной особы, которая не потерпит ленивых служанок.
Но тут было нечто большее. Комната свидетельствовала об утонченности и изысканности хозяйки: ваза династии Мин на буфете — о богатстве; композиция из красных роз в ней — о любви к красивым вещам. Нет, пора расцвета леди Стирлинг не миновала. Английская обстановка, отсутствие чего-то хотя бы отдаленно шотландского говорили, что она не уроженка здешних мест, что ее привез сюда, разумеется, муж.
Женщина не чужда условностей — типичная английская леди. Она потребует, чтобы он был — Гидеон еще раз оглядел комнату — джентльменом. Представителем ее класса.
Гидеон подошел к окну, сцепил руки за спиной и оглядел вид за окном, выходящим на боковую сторону дома. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая небо в пурпурный цвет, плавно переходящий в темно-синий. Взору открывалось лишь открытое пространство, окаймленное вдалеке густым лесом. Это радовало глаз, но производило впечатление оторванности от мира. Теперь Гидеон понял, почему он здесь.
Леди Стирлинг одинока.
«Что ж, по крайней мере у нас есть что-то общее», — сардонически подумал он. Но Гидеон давно понял, что физическая близость не может заполнить пустоту, отсутствие семьи. Напротив, лишь усиливает ощущение пустоты, напоминая, как одинок он в этом мире.