Последовавший затем рассказ о мистере Олсейнтсе Клара выслушала куда менее благосклонно, хмурилась и то и дело качала головой. Под конец Грейс даже разозлилась.
— Нельзя так относиться к людям, подруга! Я чуть было не пошла у вас с Дэвидом на поводу.
— Это как это — у нас с Дэвидом?
— Потому что ты и он — одинаковые. Оба никак не хотите поверить, что у этого человека могут быть и вполне честные намерения. Ты-то считаешь Клариссу не вполне развитой, в твоем мнении есть хотя бы логика, но Дэвид… Дэвид, которому ненавистна всякая мысль о неполноценности его тетки! Дэвид, который все время подчеркивал, что она нормальна! И одновременно он отказывает ей в праве прожить полнокровную, наполненную эмоциями жизнь!
— Ох, Грейси, слушаю тебя и удивляюсь! Ведь только-только узнала, каково это — спать с мужиком…
— Клара!
—…И уже лезешь в крупные специалисты по данному вопросу! А между тем спроси хоть у всех подряд баб на улице: у всех ли вас, милые тетки, в любви все получилось с первого раза? И ответят тебе почти все на это так: были и козлы, были и придурки, были и настоящие сволочи. И всех их, дорогая Грейс Колмен, мы честно любили, честно жалели, честно волокли на своем горбу, а они сидели, ножки свесив, и снисходительно на нас поглядывали.
— Клара, это какой-то предпенсионный бубнеж!
— Это жизнь, деточка! В юности человек кто? Правильно, щенок. Видела, как щенки себя ведут? Ко всем ластятся, играются, хвостом виляют, все человечество обожают. Но проходит время — и из щенков вырастают осторожные и умные создания, которые прекрасно знают: и сапогом по ребрам можно получить, и кипятком. И чем больше на собаке шрамов, тем она мудрее.
— Клара, я тебя не слушаю!
— А напрасно! Я, правда, замужем не была, но пара романов и в моей жизни случались. И вот тех мужиков, которые со мной спали, когда мне было двадцать, я бы сейчас на пушечный выстрел к себе не подпустила. Что же до этого итальяшки…
— Его зовут Марко.
— Что же до этого итальяшки Марко, то я тебе одно скажу: если б он просто жалел ее или, там, книжки с ней читал и по садику гулял — я бы, может, и согласилась, что он просто хороший человек и к ней хорошо относится. Но ежели человек из себя изображает пылко влюбленного, а самое главное, из нее — принцессу в заточении, то тут к гадалке не ходи. Жди пакости.
— Клара, ну ведь ты его даже и не видела никогда!
— Дэвид видел. Он что, дурак, твой Дэвид? Уж наверное он в людях-то понимает побольше, чем ты, раз такого положения добился.
Грейс повалилась на диван и заболтала ногами в воздухе.
— Я устала с тобой спорить. Решаем так: ты приедешь к нам на свадьбу, погостишь, мы с Клариссой познакомим тебя с Марко, а потом ты выскажешь свое мнение. И если он тебе понравится и ты признаешь, что ошибалась, то в наказание ты… то ты поможешь нам убедить Дэвида!
— Шантаж — не наш метод. Но я ничем не рискую, а потому согласна.
— Ой, Клара, а какой я сон сегодня видала! Сказка!
Грейс взахлеб принялась рассказывать свой сегодняшний сон — и, только замолчав, увидела, как странно и страшновато изменилось лицо Клары.
Как мы помним, достойная дочь Италии была суеверна до потери сознания. Рассказ Грейс вызвал у Клары реакцию, отчасти напоминающую реакцию рыночной гадалки на недостаточную сумму, предложенную клиентом. Клара сделалась трагически-отстраненной и забормотала, сосредоточенно глядя Грейс в переносицу:
— Ох, как мне все это не нравится… Да еще сон под пятницу… Жаль, уже солнце перевалило, можно было бы кому-нибудь на улице рассказать…
— Кларита, ты что? Опять приметы?
— Хуже! Я такого набора не видала с тех самых пор, как тете Лючии приснились разом змеи, выбитые с кровью зубы и ведро!
Грейс прыснула, но Клара немедленно грозно сверкнула очами.
— И нечего смеяться! Через неделю после того дядюшка полез ночью к соседке, да упал на ржавую железку. Потом у него началось заражение крови, и он помер, а тетка Лючия с горя скинула.
— Прости пожалуйста, но… какая связь?
— Прямая! Змеи — недоброжелатели, зубы с кровью — болезни и смерть, а ведро — к бесплодию.
— Ох…
— Вот тебе и ох!
— Что же приснилось мне?
— Может, лучше не надо? Расстроишься… Хотя, если рассказать, глядишь — не сбудется…
— Клара! Я уже волнуюсь!
Итальянка тяжело вздохнула, отчего на груди у нее активно разошлась блузка, и мрачно возвестила: