В наступившей тишине мистер Сэмюэль с некоторым даже умилением наблюдал, как меняется лицо его Большого Босса. За долю секунды на этом утонченном аристократическом лице проступили едва ли не все оттенки человеческих чувств: от недоверия до глубокой растерянности, от детской обиды до детской же надежды, от отчаяния до радости и от нечеловеческого напряжения до неимоверного облегчения.
— Виделись? Где? Когда именно?
— Мистер Стил, поймите, я же не могу без ведома мисс Колмен…
— К черту политкорректность и правила хорошего тона! Хотите — вырву у вас признание под пытками? Я могу.
Мистер Сэмюэль тонко улыбнулся.
— Боюсь, я буду стоек, как индеец. Бесполезно, мистер Стил. Ограничусь всего лишь собственным предположением. Мисс Колмен, как я успел заметить, очень любит джаз. Живые концерты в маленьких клубах… знаете, таких много в Сохо.
Дэвид Стил мгновенно успокоился и милостиво кивнул — ни дать ни взять монарх, отпускающий вассала с аудиенции.
— Простите мою горячность, мистер Сэмюэль. Много хлопот — много нервов. Всего доброго.
В течение следующей недели Дэвид Стил открыл для себя целый мир, доселе ему совершенно неизвестный. Даже два мира.
Один — мир джаза. Мир странных, нелогичных и, тем не менее, чарующих гармоний, мир музыки в первозданном ее смысле. Разумеется, Армстронга и Эллу Фитцджеральд он слышал и раньше — у себя дома, на хорошей акустической системе. Однако живая музыка оказалась куда более захватывающей штукой.
Второй мир — мир ночного Лондона. В силу своей занятости и высокого статуса Дэвид уже много лет не выбирался никуда по вечерам, разве только в оперу. Ну а мир маленьких подвальных клубов, где в зыбком полумраке клубится сигаретный дым, где почти все знакомы между собой, где бармен всегда нальет вам рюмочку в кредит, где женщины смеются низким, хрипловатым смехом, а мужчины слега небриты и расслаблены — о, этот мир разительно отличался от того, к которому привык Дэвид Стил.
Он никогда не хотел быть снобом, просто жизнь все решила за него. Впервые за много лет Дэвид Стил ощущал настоятельную потребность снять галстук, перестать рассчитывать время по минутам и просто сидеть за столиком в углу, неторопливо курить и слушать переливы и каскады джаза.
Впрочем, полного расслабления не получалось. Он с целеустремленностью Терминатора переходил из клуба в клуб и все искал глазами в толпе посетителей гриву черных волос и невысокую точеную фигурку.
Первым чувством было отчаяние. Клубов в Сохо было едва ли не больше, чем домов, потому что иногда в одном здании находилось сразу два, а то и три заведения. Путем нехитрых арифметических подсчетов плюс погрешность на его невезение плюс теория относительности — выходило, что его встреча с Грейс может произойти в течение ближайших семи-восьми месяцев. Он не мог столько ждать.
Он вообще больше не мог ждать. Слишком много было сделано ошибок.
Когда схлынул мутный туман раздражения, обиды, потрясения от случившегося, когда он обрел возможность мыслить здраво — тогда Дэвид Стил и понял, как сильно обидел Грейс своим подозрением. Особенно противно было то, что обидел он ее, получается, из собственной… трусости! Только потому, что былые комплексы взыграли в душе и он немедленно пошел у них на поводу, зачислив Грейс — его Грейс! — в общий список охотниц за его деньгами, расчетливых стерв и беспринципных шлюх. А ведь он любил ее. Сильно любил. Любил впервые в жизни — и навсегда, теперь-то это было ясно.
И вот поэтому поиски Грейс превратились в маниакальную идею, в главное дело жизни, по сравнению с которым меркли объемы продаж и упавший индекс Доу-Джонса.
В конце безумной недели Дэвид Стил впал в неистовство. Теперь он не сидел на концертах — он метался по клубам, словно раненый зверь. Вбегал, оглядывался по сторонам, выбегал. Все бармены были опрошены, все пути испробованы.
И, как часто бывает в таких случаях, на исходе седьмого дня поисков, выходя из клуба «Маракас», ОН столкнулся с Грейс Колмен в буквальном смысле нос к носу. Лестница, ведущая в подвал, была крутой и темной, поэтому Дэвид поднимался очень осторожно, а входившая Грейс старательно смотрела себе под ноги. Они замерли, столкнувшись, и, кажется, почти не дышали.
Потом Грейс сдавленным, севшим голосом проблеяла:
— Добрый вечер, мистер Стил…
И тогда он очнулся. Вернее, в нем очнулся один из Стилов былых времен, благословенных времен, когда мужчины были решительны в поступках и не сдержанны в речах.
— К черту мистера Стила! К черту, поняла? Я сходил с ума, я почти умер, я прослушал все направления джаза, которые звучали в этом городе, я нанял сыщиков, я…