— Господин писатель, не были бы вы так любезны, чтобы открыть мне? Посредственность чертова, ты можешь открыть мне? Осел безмозглый, открой мне дверь!
Кричу и продолжаю пинать дверь и стучать по ней кулаками. Откуда-то доносится шепот. Наваливаюсь на дверь. Шепот усиливается. В конце коридора показывается стюард.
— Вы что-то хотели?
— Я хотела бы видеть господина Карра.
— Полагаю, они еще не вернулись, мэм.
— Вы хотите, чтобы я ушла?
— Ммм… Их нет у себя.
— Хорошо, хорошо.
Ухожу, раздраженная. В каюте меня обуревает приступ тошноты. Стошнило бы — стало бы лучше.
Я уйду, хорошо. А если с девчонкой что-то случится? С ней все в порядке? Она спит? Перерыв все вокруг, с трудом нахожу ключ от ее каюты.
Перевернув несколько мусорных ведер в коридоре и один раз упав — теперь болит подбородок — дохожу до ее каюты. Девочка спокойно спит.
Вернувшись к себе, бросаюсь в постель и делаю вид, что забыла, что оставила дверь открытой. Нет, все напрасно и слишком поздно, увы. Сон, как океанская волна, уносит в свои глубины. Слегка свешиваю голову с кровати. Если стошнит, то хотя бы не на белье. Не на белье.
Мне снится странный сон. Будто бы Дональд Карр целует мою грудь. Мне почему-то и приятно, и стыдно. Ворошу его волосы. Глаза у меня закрыты. Медленно их открываю и вижу: со мной девчонка! Мою грудь целует девчонка! Ужасно стыдно и неудобно. Стыд смешивается с угрызениями совести и беспокойством. Но ощущение удовольствия не пропало. Это же неправильно! Мне должно быть неприятно! Как мне может быть приятно в постели с ребенком? Как?
Двенадцать
Иду как во сне. Вхожу в ее каюту. Она там. Лежит на покрывале, не разобрав постель. Тоненькая, крохотная и беленькая в огромной отцовской рубашке, в которой тот совершил самоубийство. Спит.
— Детка, просыпайся. Идем со мной.
Что это я — нежно глажу ее по головке? Она садится на кровати.
— Деточка моя, нам надо сходить с тобой кое-куда.
С нежностью беру в ладони ее тоненькие изящные ручки — как птичьи крылышки. Она следует за мной с чудесной покорностью. Выходим из каюты, забираемся на палубу. Наши шаги так легки, будто мы идем по облаку. Облако куда-то несет нас: куда, куда? Куда мы идем?
Мы покорно отдались его воле, просто летим куда-то… Как мы легки, как счастливы.
А, ну вот: мы на краю бассейна.
— Смотри, детка, мы у бассейна.
Есть ли в нем вода? Или он пустой?
Мы начинаем раскачиваться на краю бассейна. Мы хотим прыгнуть в воду? А если ее нет? Зачем мы здесь? Раскачиваемся.
Вспомнила: мы здесь, чтобы столкнуть тебя в бассейн.
Изо всех сил толкаю девчонку вниз. Крика ее я не слышу — слышу только, как бьется мое сердце.
Бегу прочь. К себе в каюту.
Где-то слышны крики и корабельный гудок. Потом крики отступают, потом снова возвращаются.
Стою на трапе, с чемоданом, изумрудно-зеленым, как голова селезня. Спускаюсь с корабля.
Деньги! Взяла ли я свои деньги? Я положила их в передний карман брюк. Они на месте! Успокаиваюсь. Радуюсь даже. Чемодан в руке, деньги в кармане — здорово! Все очень-очень здорово!
Порт Барселоны — ясное дело, рассадник проституции. Проституция никогда не спит. Вода спит, проституция — никогда. Смеюсь. Чемодан тяжелый. Да зачем мне этот чемодан? Аккуратно кладу его на тротуар под фонарем. Осматриваюсь — не видел ли кто?
Никто не видел. Никто ничего не видел.
Хорошо!
Давно мне не было так чудно!
Корабль с каждым шагом все дальше.
А если обернуться посмотреть в последний раз?
Не оборачивайся и не смотри. Не смотри.
Оборачиваюсь и смотрю.
Огни корабля сияют в ночи. Как отвратительная корона, сделанная из бриллиантов и грехов всего мира.
Я шагаю. Мне хорошо. Очень хорошо. Только спать немножко хочется.