На платформе она попрощалась с Аланом. Солнце светило слишком ярко, и Кора не могла взглянуть ему в лицо, но они взялись за руки, и Кора смотрела на их переплетенные пальцы. Супругам и раньше случалось расставаться. Когда мальчики были малы, Кора ездила с ними к сестре мужа и ее детям в Лоуренс, а Алан оставался в городе и работал. Но на месяц с лишним она никогда не уезжала. Да еще в такую даль.
– Багаж зарегистрировали, – сказал Алан. – Его доставят в ночь вашего приезда. Но если тебе что-нибудь понадобится, дай знать. – Алан говорил тихо; может, чтобы Брукс не подумал, будто его считают непредусмотрительным. – Не сомневайся, – добавил он. – Все, что в голову придет.
Кора кивнула. Алан нагнулся к ней, и Кора подставила щеку для поцелуя. Через плечо Алана она увидела Луизу. Та открыто смотрела на них, приложив руку козырьком к челке. Кора встретилась с ней взглядом. Девочка сощурилась. Кора отвела глаза.
– Ну что же, слушайся миссис Карлайл, – сказал Лео нард Брукс, обращаясь к Луизе, но так, чтобы слышали Кора и Алан. Он встал на цыпочки и взялся за подтяжки. На каблуках дочь была выше его. – Надеюсь, ты будешь усердно работать и хорошо себя вести.
Луиза склонила голову и взглянула на него сверху вниз, убрав за спину свой маленький саквояж.
– Конечно, пап. Честное слово.
Иногда она выглядит совсем ребенком, подумала Кора. Но только иногда. Когда ей самой это нужно. Отец вытер лоб и перевел взгляд на поезд.
– Мы за эту школу столько платим, что тебя там просто обязаны научить танцевать лучше всех в Уичите.
Кора и Алан улыбнулись. Но Луиза только воззрилась на него и заморгала. Казалось, она так задета, что не может подобрать слова; прелестные губки надулись. Она повзрослела на глазах, взгляд стал суше. Луиза набычилась.
– Не говори глупости. Я уже лучшая.
Она смягчила эти слова запоздалой улыбкой – насколько их вообще можно было смягчить. К удивлению Коры, Леонарда Брукса снисходительный тон дочери только позабавил. Или ему лень было сделать ей уместное замечание. Сама Кора не пропустила бы такой грубости. Но ее время пока не пришло.
Конечно, всего через несколько лет Кора поймет, почему Луизу так раздражало папино невежество. Быть лучшей танцовщицей Уичиты – тоже мне предел мечтаний. Всего через несколько лет они будут читать о Луизе в журналах: о ее фильмах, о сумасшедшей светской жизни. Луиза станет получать по две тысячи писем в день от поклонников, женщины всей страны постригутся под Луизу Брукс. Еще до конца десятилетия она прославится на двух континентах. К тому времени, если Леонард Брукс захотел бы увидеть, как его старшая дочь танцует и флиртует, ему пришлось бы идти в кино, платить, как всем, и задирать лицо к тридцатифутовому экрану.
В поезде они заняли целое купе: Кора на двойном сиденье, Луиза напротив. На окнах темно-красные бархатные занавески, сиденья из той же ткани, над каждым – лампочка для чтения. Спальные места до Чикаго не понадобятся, и перегородок между купе не было. Обычно Коре нравились такие вагоны, но в этой поездке ей было тревожно. Не успели они отъехать от вокзала, как мужчина, сидевший через проход от них, приблизительно возраста Коры, спросил, не нужно ли опустить форточку. Кора заметила, что двум пожилым дамам из соседнего купе он этого не предложил, притом обращался только к Луизе. Кора быстро ответила сама: если нам будет нужно, я скажу. Тон был вежливый, но твердый. Она ясно дала понять, что начеку.
Может, Луизе и не понравилось, что Кора ответила за нее, но она не подала виду. Луиза просто сияла, безудержно, ни для кого. Неважно, куда она смотрела – на потолок, на других пассажиров, на Даглас-авеню под эстакадой за окном, – она так и светилась, и казалось, светилась бы и наедине с собой. Луиза не заговаривала с Корой, но когда тормоза поезда клацнули, девочка улыбнулась и забарабанила пальцами по коленям, а носками туфель по полу. Когда же раздался свисток и поезд тронулся, Луиза откинулась назад, закрыла глаза и выдохнула.
– Вот здорово, – проговорила Кора. Мальчики любили ездить на поездах, когда были малы и даже когда подросли. Оба непременно желали сидеть у окна и смотреть на клубы пара, а Кора много лет в каждой поездке спрашивала у проводника, нельзя ли поглядеть на двигатель.
– Еще как здорово!
Луиза одарила ее ослепительной улыбкой и снова повернулась к окну. Кора вдохнула сигаретный дым и аромат талька. Наискосок через проход сидела мать с младенцем, младенец плакал, мать ворковала, целовала его, но он все равно плакал, и женщина виновато улыбалась другим пассажирам. Кора поймала ее взгляд и улыбнулась в ответ.