Быть может, его усилия привели к извержению вулкана? И хлынувшая сила отбросила его далеко от горы? Скорее всего, так и было, судя по тому, где он находился: не в пещере, вообще не в Подземье — он лежал в лесу, среди цветов и жужжания пчел, возле тихого озерца...
Этого не может быть.
Он вскочил на ноги, удивительно легко, неожиданно ловко для дворфа его преклонных лет.
— Пуэнт? — позвал он, и голос сильнее, чем что-либо иное, выдал его замешательство. Ибо как такое могло произойти?
Последний голос, который он помнил, принадлежал Тибблдорфу Пуэнту, упрашивавшему его потянуть за рычаг, чтобы захлопнуть магическую клетку вокруг древнейшего вулкана.
Значит, вмешался маг? Разум Бренора блуждал по кругу, не находя логики. Может, некий маг телепортировал его из пещеры? Или соорудил магические врата, через которые он нечаянно вывалился? Да, конечно, именно так все и случилось!
Или это был сон? Или же сон — то, что перед ним теперь?
— Дзирт?
— Добрая встреча, — произнес голос у него за спиной, и Бренор едва не выпрыгнул из собственных башмаков. Он обернулся и увидел пухлого хафлинга с ангельским личиком и хитрющей улыбкой от уха до уха.
— Пузан!..— выдохнул Бренор, назвав старого друга его шутливым прозвищем. Нет, осознал он, не старого. Перед ним стоял Реджис, но на десятки лет моложе, чем во время их первой встречи в Одиноком Лесу, в Долине Ледяного Ветра.
На мгновение Бренор решил, что вулкан каким-то образом забросил его назад во времени.
Запинаясь, он попытался продолжить фразу, но не мог подыскать подходящих слов, чтобы облечь в них свои бессвязные, путающиеся мысли.
А затем он и вовсе чуть не упал, ибо из двери маленького домика за спиной Реджиса вышел мужчина, гигант по сравнению с миниатюрным хафлингом.
У Бренора отвисла челюсть, и он даже и не пытался заговорить, глаза его наполнились слезами, потому что там стоял его мальчик, Вульфгар, теперь снова молодой мужчина, высокий и сильный.
— Ты вспомнил про Пуэнта, — сказал Реджис Бренору. — Ты что, был с ним, когда погиб?
Бренор пошатнулся. В памяти у него ожила великая битва на гребне горы в Гаунтлгриме. Он вновь ощутил силу Клангеддина, мудрость Морадина, ум Думатойна... Они пришли к нему на тот гребень в час его последнего усилия, его победы на древней земле Гаунтлгрима.
Однако эта победа досталась дорогой ценой, Бренор знал это наверняка. Он был с Пуэнтом...
Слова Реджиса ударили его под дых и выбили воздух из легких. «Ты был с ним, когда погиб?»
Бренор знал, что Пузан прав. Когда он погиб. Он мертв. Он с трудом сглотнул и огляделся, поскольку его явно окружал не Дом Дворфа, Чертоги Морадина!
Но он был мертв, и эти двое тоже. Сто лет назад он похоронил Реджиса под пирамидой из камней в Мифрил Халле. И Вульфгар, его мальчик, — без сомнения, годы унесли Вульфгара. На вид ему было лет двадцать, не больше, но теперь его возраст должен был бы перевалить за половину второго столетия, если бы люди могли жить так долго.
Они мертвы, все трое, и Пуэнт наверняка тоже погиб в Гаунтлгриме.
— Он с Морадином, — сказал Бренор скорее себе, чем остальным. — В Доме Дворфов. Должен быть.
Он поднял взгляд на двоих друзей.
— Почему я не там?
Реджис улыбнулся утешающе, почти сочувственно, укрепляя Бренора в его страхах. Вульфгар, однако, смотрел уже не на него, а скорее ему за спину. Но выражение его лица все равно привлекло внимание Бренора, ибо было исполнено теплоты и восхищения, и когда дворф перевел взгляд на Реджиса, то увидел, что дружеская ухмылка хафлинга перешла в радостную улыбку, и Реджис тоже глядел куда-то мимо Бренора и указывал ему на что-то за его спиной.
Лишь тогда дворф услышал музыку, тихо, плавно и естественно зазвучавшую вокруг.
Бренор медленно обернулся, его взгляд скользнул по тихому озерцу и дальше, через небольшую поляну к опушке леса.
Там танцевала она, его любимая дочь, в пышном белом платье со множеством складок и прелестных кружев и черной накидке, повторяющей каждый ее поворот, словно некая живая тень, темное продолжение ее легчайших шагов.
— О боги! — пробормотал дворф, ошеломленный впервые за всю свою долгую жизнь. Теперь, когда этой долгой жизни больше не было, Бренор Боевой Топор упал на колени, уронил лицо в ладони и зарыдал. И это были слезы радости за такую награду.
Кэтти-бри не пела.
Точнее, пела неосознанно.
Слова были придуманы не ею. Мелодия песни текла сквозь нее, но не подчинялась ей, и гармонию музыки леса, разлитую в воздухе и дополнявшую песню, сотворила тоже не она.