Далекий от современной науки, Мелик-Саркисов тем не менее обладал одним ценным качеством: он производил очень солидное впечатление на директоров магазинов, начальников отделов снабжений, мог с успехом провернуть дела в райисполкоме (однажды он даже посетовал мне, что при моем начальственном посте и красной книжечке Ученого секретаря Президиума ВАСХНИЛ я так и не научился разговаривать с директорами магазинов, чтобы они с заднего хода дефициты выдавали — сам он этим искусством владел в совершенстве). Он был в хороших отношениях с профессором кафедры земледелия Тимирязевки П. П. Вавиловым (однофамильцем великого биолога Н. И. Вавилова). В это время неожиданно для большинства профессоров Тимирязевской академии П. П. Вавилов был назначен ее ректором [в скором времени Вавилов пошел еще дальше — занял пост Президента ВАСХНИЛ вместо Лобанова, которого «ушли на пенсию»]. Саркисов договорился с Вавиловым, что Тимирязевка передаст нашему институту почти развалившийся одноэтажный деревянный домик на территории Тимирязевского парка, который собирались сносить. Вместо того, чтобы возводить так нужный всем филиал института в Обнинске, Саркисов с большой энергией переключился на ремонт этого домика так называемым хозяйственным способом. Домик разделили теперь перегородками на несколько комнатушек. Затем Олег Суренович начал строить поблизости временный типовой барак (также деревянный и одноэтажный), в котором и намеревался разместить все те же три лаборатории — Атабекова, Майсуряна и свою. Я в это время старался получить согласие Моссовета на строительство школьного здания (их быстрее всего возводили в Москве, и они росли, как грибы, во всех районах столицы), в котором можно было бы спешно разместить институт на время, пока будет проектироваться и строиться специально разрабатываемое для нас Моспроектом здание, которое должно было примыкать к новому зданию Президиума ВАСХНИЛ.
Поскольку институту были выделены огромные валютные ассигнования, заведующие новыми лабораториями постарались заказать как можно больше приборов — каждый для своей лаборатории. Создание единого лабораторного центра института было сходу ими отодвинуто на дальний план. Так как единого научного плана для института также составлено не было, то такая «хуторская» идеология стала превалирующей. Осенью 1975 года оборудование начало прибывать. Согласно постановлению ЦК партии, строительство экспериментальной базы в Обнинске нужно было закончить в 1977 году, а к концу 1975 года предполагалось, и об этом договорились заранее, что нам выделят в Обнинске помещения для временного разворачивания лабораторий. Саркисов же съездил один или два раза в Обнинск и ничего там делать не стал. Все его усилия переключились на ремонт развалюхи и возведение барака. Новым сотрудникам института было вменено в обязанность работать подсобными рабочими. Но вовремя сделать всё так и не удалось. Пришедшее оборудование (огромное количество ящиков с ценностями на многие миллионы долларов) ушло в результате под снег.
К весне 1976 года кое-что разместить в отремонтированном домике и в бараке все-таки удалось, и тут же Турбин и Саркисов объявили в Академии, что новые лаборатории начали полноценную научную работу. Они забывали только добавлять, что оба домика не были подключены к канализации, поэтому большинство приборов нельзя было включать, так как они нуждались в водяном охлаждении. Не хватало также электрической мощности, нельзя было в принципе получить разрешения на работу с радиоактивными соединениями [Саркисову никак не удавалось передать здание-развалюху из жилого фонда в нежилой], без чего современные молекулярно-биологические исследования вообще невозможны, и т. п.