Что же остается? Да только лишь сама национальность (собственно этничность), а также история и злободневность (то есть, та же история, но текущая).
История этноса, таким образом, — едва ли не единственный вид коллективной мнемы, который в равной мере важен для всех членов этноса, который является его главным духообразующим достоянием, который формирует мировоззрение как этноса в целом, так и его членов — мировоззренческое единство этноса. Больше того: именно этническая мнема заставляет разные этносы по-разному воспринимать, трактовать и преподавать разные события. Например, Куликовская битва, взятие Казани Иваном Грозным или Киева Батыем по-разному существуют в народной памяти русских и татар.
Теория мнемы Семона-Рубакина позволяет полностью отказаться от юнговской концепции архетипа[12]. Наличие коллективного бессознательного в понимании Юнга не может считаться доказанным[13]. Зато представляется вполне очевидным, что из массы индивидуальных мнем (а мнема, безусловно, относится к сфере бессознательного) представителей одного этноса формируется коллективная мнема в силу их биологической общности, а также приобщения к преданиям, сказкам, песням народа, всей его языковой стихии. И именно в этом смысле мы вправе говорить о коллективном бессознательном, проявляющемся в исторической жизни народов.
Таким образом, подытожим: кровь и история этноса есть не только его проявленная в мире данность, но и двуединая основа его сущности, его идентичности, его коллективной мнемы. Через эту призму (которая является реальной материалистической контроверзой идеалистическому архетипу Юнга) он вольно и невольно смотрит на все на свете и оценивает все в зависимости от нее. Не имеет никакого значения, соответствует ли действительности образ мира, сложившийся у данного этноса в результате действия его мнемы, объективен ли он. Поскольку этнос действует в соответствии с этим воображаемым образом, он тем самым его объективизирует.
Понятно, что сколько на свете этносов, оригинальных по своему происхождению и историческому пути, столько субъективных образов объективного мира конкурируют между собой на международной арене. Это одна из неистребимых причин конфликтного состояния человечества. И это основная причина того, что именно этносы выступают как субъекты истории.
…признак, отличающий кровнородственную общину от территориальной — отношение к генеалогии. В кровнородственных общинах генеалогии всегда придавалось большое значение. На ранних этапах она нужна была для предотвращения возможного кровосмешения (родство у индоевропейских народов считалось до седьмого поколения и в этих пределах браки не допускались). С возникновением государств древность рода как бы приравнивается к знатности. У датчан родословные начинаются чуть ли не с библейского сотворения мира. А у франков они шли не глубже V в. Очевидно, следует различать собственно германские и ассимилированные германцами племена.
Генеалогиям обычно придавали большее значение кочевые племена, а также переселенцы из сравнительно отдаленных мест.
У славян длинных генеалогий не было. В лучшем случае они могли бы назвать какого-то отдаленного предка, но генеалогическая лестница при этом не выстраивалась. И это также следствие территориального характера общины, в рамках которой старейшины не наследуют должности, а избираются.
Византийские авторы VI в. отмечают, что славяне и анты «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим» (Прокопий Кессарийский)…
Примерно та же система самоуправления предстает и на землях балтийских славян. Просматривается она и в волостях в Северной Руси по документам более позднего времени. Главный признак славянской системы организации — делегирование власти снизу вверх. Бакунин верно уловил эту специфику славянского общежития, выстраивая на ее основе концепцию идеального общественного устройства, резко отличающегося от германского государства. Собственно система иерархического построения управления сверху вниз, видимо, не германская, а иллиро-венетская. Не случайно, что прочнее всего она была как раз на территориях, ранее занятой этой ветвью племен. Но сами эти племена значительных государств не создали. Кровнородственные общины готов, лангобардов, свевов, ругов и других племен вступали в борьбу друг с другом, претендуя на господство в выстраивающейся иерархии. В итоге же они рассеялись по всей Европе и даже значительной части Африки и довольно скоро растворились среди местного населения или же были истреблены в ходе непрерывных войн главным образом друг с другом. Остатки же их в большинстве нанимались на службу к удачливым королям и императорам.
12
Весьма странный тезис. Многие некорректно понимают аналитическую психологию, поэтому объясню подробно.
«Архетип (Archetype): Врожденный, унаследованный паттерн психологических проявлений, связанный с инстинктами и воплощающийся при достаточной активации в поведении или эмоциях… Термин ”архетип” был применен Юнгом лишь в 1919 году. Этим термином он хотел избежать любого намека на то, что речь идет о содержании, а не о наследственной, непредставимой фундаментальной структуре». — Психоаналитические термины и понятия, под ред. Б. Э. Мура и Б. Д. Файна.
Мнема — это запись,
По-видимому, допущена весьма распространенная ошибка: архетип — не образ, не содержание, а
Профилактикой этого заблуждения был вынужден заниматься уже сам Юнг, см. «К вопросу о подсознании»:
«Мой подход к “останкам древности”, которые я называю “архетипами” или “первообразами”, постоянно подвергался критике со стороны людей, не имеющих достаточных знаний в психологии сновидений и в мифологии. Термин “архетип” часто понимают неправильно — как означающий некоторые вполне определенные мифологические образы или сюжеты. Таковые, однако, суть лишь осознанные представления, и было бы нелепо полагать, что они с их изменчивостью могут передаваться по наследству.
Архетип проявляется в тенденции формирования этих представлений вокруг одной центральной идеи: представления могут значительно отличаться деталями, но идея, лежащая в основе, остается неизменной. Существует, например, много представлений о братской вражде, но сама идея не меняется. Мои критики сочли — и это не верно — что я имею дело с “унаследованными представлениями” и отвергли из-за этого идею архетипа как нечто суеверное. Они не приняли во внимание, что если бы архетипы порождались нашим сознанием (или обретались им), то мы бы наверняка понимали их, а не приходили бы в замешательство или изумление при их явлении нашему сознанию. В сущности, они представляют собой заложенные инстинктом устремления, такие же, как у птиц к гнездованию, а у муравьев к устройству упорядоченных поселений.»
Принимая гипотезу о коллективном бессознательном, логично будет предположить, что такие большие социальные структуры, как нация, этнос, страна — имеют специфические признаки в рамках этой гипотезы. Имеется в виду наличие устойчивой картины специфических проявлений архетипов на рассматриваемом уровне; именно устойчивое сочетанное проявление, т. е. некая структура, которая возникает вследствие внутренних связей в моделях нации, этноса, страны. Эти связи проистекают из генетики и воспитания и лежат в области языка, культуры (религия, ритуалы, быт, мифы), социальных отношений, иерархических структур власти и пр. и пр.
Разумеется, архетипы относятся к общечеловеческому бессознательному, но для разных групп они проявляются с разной интенсивностью и разными «связками». Теория коллективного бессознательного, применяемая к этнопсихологии, оперирует уникальными для данного этноса/группы сочетаниями проявлений архетипов. Каждый архетип универсален для вида в целом, т. е. при рассмотрении его per se не связан с культурой, анатомией, психологией конкретной группы.
Тем не менее, то или иное сочетание
Даже
Поясню совсем уж «на пальцах».
Все отпечатки пальцев состоят всего из трех элементов, универсальных для человечества как вида, и не зависящих ни от нации, ни от срока отсидки, ни от места проживания — «линия», «петля», «узел». Все — вид homo не имеет никаких других элементов отпечатка пальца. Значит ли это, что у всех людей одинаковые отпечатки пальцев? Нет, они складываются в разные узоры. Вот национальное, конфессионное, культурологическое и т. д. отличие таких «узоров проявлений архетипов» и относится к этнопсихологии.
Теории мнемов это ничуть не противоречит — мнемы «заполняют» структуру, обусловленную сочетанием проявлений архетипов. На мой взгляд, теории как раз удачно дополняют друг друга.
Сам К. Г. Юнг также обращал внимание на этот вопрос, см. «Отношения между Я и бессознательным»:
«…совершенно непростительным заблуждением было бы считать результаты еврейской психологии общезначимыми! Ведь никому не придет в голову воспринимать китайскую или индийскую психологию как обязательную для нас. Несерьезный упрек в антисемитизме, который был мне предъявлен из-за этой критики, так же неинтеллигентен, как если бы меня обвиняли в антикитайской предубежденности. Конечно, на более ранней и низкой ступени душевного развития, где еще нельзя выискать различия между между арийской, семитской, хамитской и монгольской ментальностью, все человеческие расы имеют общую коллективную психику. Но с началом расовой дифференциации возникают и существенные различия в коллективной психике. По этой причине мы не можем перевести дух чуждой расы в нашу ментальность in globo, не нанося существенного ущерба последней…»
Также см. рассуждения о бессознательном американцев и связи такового с бессознательным негров и индейцев в статье «Душа и земля» (сборник статей К. Г. Юнга «Проблемы души нашего времени»).
13
«Моя идея архетипа подвергалась суровой критике. Я вполне допускаю, что это понятие спорно и способно немало озадачить. Однако мне всегда было очень любопытно, с помощью какого же понятия собирались мои критики выразить тот опытный материал, о котором идет речь» — К. Г. Юнг, «О психологии бессознательного».
Со своей стороны замечу, что «представляется вполне очевидным» никоим образом не является доказательством.