Какова же случилась досада, когда выяснилось, что для математического описания бытия великанов и карликов нужно вводить в обиход то, чего не может быть! Неслыханное допущение. Мнимые величины, ноль, вывернутый наизнанку, ушастую селедку, идеальную слабость, лепет идиота и озарения анацефала. Любую потустороннюю чушь, лишь бы только оправдать существование невозможного.
«Бога нет!» – заявил Кант. Что-то там еще про звездное небо и категорический императив. Знать бы еще, что это за дерьмо такое.
«Не бывает атеистов в окопах под огнем!» – спел русский панк-рокер.
Господь усмехнулся и сказал: «Когда ж до вас наконец-то допрет?!»
«Что допрет, Господи?» – можно спросить, но лучше промолчать. Еще лучше – не лезть туда, куда тебя не просят. А именно в величайшую западню, которую устроил Всевышний для всех и всяческих демонов, чертей, бесов и бесенят. Пальцем деланых демиургов. Демона Максвелла и человека творческого включая.
Чем дальше и шустрее удаляешься от первобытного невежества, сокрушая его удушливые джунгли блистающим мачете естествознания, которое кажется таким надежным, таким материальным, тем глубже и безвозвратней увязаешь в зыбучем песке таких абсурдных, таких антиматериальных допущений, что в пору самому себе ампутировать мозг и употребить его на ланч. Приправив уксусом или лимонным соком. Кому что нравится. Хоть какая-то польза…
Граница между физикой и метафизикой становится все призрачней. Научная терминология – все сказочней. Методы научного исследования неумолимо сближаются с шаманскими практиками.
Множественность миров и многомерность пространства – наиболее родственная древнейшему фольклору гипотеза. Миры и измерения не существуют в полной изоляции друг от друга. Какая-то неуловимая текучая падла их соединяет. Или сшивает. Или склеивает в аппликацию.
Звероподобный неандертальский колдун ликует.
«Говорил же я вам, суки?! – Швырни в костерок пук чудо-кореньев, сунь башку в дым – и лети! Хлебни волшебного сока, погляди в ручей – и плыви! На хера огород городить?!»
Струящаяся вода и ветер – как порталы между вселенными. И то, и другое – поток. Доверься потоку и он унесет тебя куда угодно. Только не забудь его сперва отыскать. Нашел? Умница! Теперь постарайся в него войти.
Если ты шаман – говно вопрос. А если нет? Ну, сдохнуть попробуй. Будет тебе поток…
Харон чувствует себя неплохо. Мошна полнится с каждым вновь прибывшим.
Аид жизнерадостности Харона не разделяет. Тесновато нынче под землей. Демографический взрыв разносит царство мертвых в дрова. Неконтролируемый прирост населения опустошает казну.
«Я убью тебя, лодочник!» – орет он, завидев очередного иммигранта, вскарабкивающегося на дощатый пирс.
Харон ухмыляется, протягивает в сторону Аида согнутую в локте руку со сжатым кулаком и медленно распрямляет средний палец…
На берегу сидят рыбаки. Закинув удочки. С леской в этих краях трудно. Приходится использовать собственные жилы. Растянутые для просушки между кольями, вбитыми в песок вдоль всего берега. В отсутствии солнца высушить их нелегко. То и дело подгнивают и лопаются со звуком раздавленной жабы. С грузилами, крючками и поплавками – вообще швах. Поэтому их функции выполняют головы рыболовов.
Сморщенные головы качаются на волнах Стикса. Клацают желтыми зубами, стараясь схватить проплывающих мимо белоглазых рыб. Рыбы плывут как вниз, так и вверх по течению. Или же Стикс течет в обе стороны… Рыбы – это люди, которым еще предстоит родиться в одном из бесчисленных миров, сквозь которые протекает река смерти. Которые она соединяет. Или сшивает. Или склеивает в аппликацию. Жизнь повсюду разная. Смерть одинакова везде.
Иногда какая-нибудь голова-поплавок обрывается с лесы и отправляется в долгое путешествие.
Время от времени ее выбрасывает на берег. Голова открывает давно опустевшие глазницы и оглядывает местность. Голова адаптируется к новым условиям и отращивает себе подходящее тело. Она всерьез намерена здесь задержаться. Но каждый новый мир вскоре отторгает ее, как организм реципиента отторгает донорскую ткань. Обычно голова не протестует и плывет себе дальше, то ли вниз, то ли вверх по течению. Или в обе стороны сразу.
Но порой голова проявляет странную, вряд ли понятную даже ей самой настойчивость. Снова и снова выползает она на тот же самый берег, в одном и том же месте.
Река мертвых ей в этом помогает. Она вовсе не гонит голову от себя. Она знает, что рано или поздно их совместное путешествие продолжится. Но пока время не настало. Что-то удерживает голову здесь. Для чего-то она здесь необходима. Как только эта необходимость исчезнет, прекратятся и упрямые попытки вернуться.