Она планировала выступить перед законодателями. Отец прочитал об этом в газете. Он вызвал ее в библиотеку и уселся с нею перед огнем. Голубое и оранжевое пламя завивалось вокруг поленьев, которые с шипеньем превращались в дым. "Я умоляю тебя не делать этого", сказал он. "Я умоляю тебя не бесчестить меня в старости. Я отдам тебе дом на Сенека-Фоллс."
Она просила этот дом много лет. "Нет", ответила Элизабет.
"Тогда я полностью лишу тебя наследства."
"Как хочешь."
"Тогда позволь мне выслушать твою речь."
И пока он слушал, глаза его полнились слезами. "Конечно, у тебя была комфортабельная и счастливая жизнь", пожаловался он. "Все, что ты хотела, было в твоем распоряжении. Как выращенная так нежно женщина может чувствовать такое? Где ты научилась такой горечи?"
"Я научилась этому здесь", сказала она. "Здесь, когда я была ребенком, слушая женщин, которые приходили к тебе за справедливостью." Ее собственные глаза, глядевшие на его несчастное лицо, тоже туманились от слез. "Сама я была счастлива", сказала она ему. "У меня было все. Ты всегда любил меня. Я это знаю."
Он долго сидел в молчании. "Ты четко высказала свою точку зрения", сказал он наконец. "Но мне кажется, я могу найти тебе еще более жестокие законы, чем те, что ты цитировала." Вместе они переработали речь. К утру они поцеловали друг друга и разошлись по спальням. Она сказала свои слова законодателям. "Вы - дочь своего отца", потом сказали ей сенаторы снисходительные, хотя и не убежденные. "Ваш отец сегодня будет вами гордиться."
"Твоя работа постоянно унижает меня!", сказал он. "Меня, всю жизнь обладавшего уважением коллег, да и всей страны. У тебя же семеро детей. Заботься лучше о них." В следующий раз, когда она выступила публично, он исполнил свою угрозу и удалил ее из завещания.
"Благодарю за девочку", сказала ее мать, когда родилась Элизабет. И в изнеможении погрузилась в сон. Пробудившись, она взглянула более пристально. Ручки и плечи младенца были усеяны редкими темными волосками. Она держала глаза плотно зажмуренными, а когда мать силой открыла их, то не нашла радужки. Доктор совсем не встревожился. Волоски - это гипертрихозис, сказал он. Они исчезнут. А глаза в порядке. Отец сказал, что она красива.
У Элизабет заняло десять дней, пока она стала открывать глаза сама. В тот момент, когда она это сделала, ее мать заглянула прямо в них. Глаза уже были фиолетовые.
Когда ей исполнилось три года, они присутствовали на серебряном юбилее Георга V. Она была в парижском платье из оржанди. Отец пытался показывать ей королевских фрейлин. "Посмотри на лошадь короля!", вместо этого сказала Элизабет. Первым спектаклем, куда ее взяли, были "Маленькие принцессы" с Ширли Темпл.
Отец нес ее на руках. Он полностью оделся в веселый желтый цвет. Он поднял ее высоко, чтобы придворные посмотрели. Но когда в конце концов у него появился сын, он совершенно потерял к ней всякий интерес. Он написал завещание, чтобы прояснить порядок наследования. В тот момент он не чувствовал необходимости узаконивать наследование для своих дочерей, хотя и признавал их место в очереди на трон. Он оставил Элизабет годовой доход в три тысячи фунтов. И если она выйдет замуж без разрешения, говорилось в завещании, она устраняется из очередности наследования "как если бы сказали, что леди Элизабет умерла."
Она не вышла замуж. Как Пенелопа, она поддерживала власть, общая выйти замуж то за того, то за этого; она превратила несчастье своего пола в преимущество. Она дала просто позорное количество таких обещаний. Никакая другая женщина в истории не устраивала так много помолвок, а умерла девицею. "Королева рыбачит мужские души и имеет столь приятную наживку, что никто не может избежать ее сетей", говорили при дворе. У нее была сильная животная аура.
Мускусность. Когда она вышла замуж впервые, отец отослал ее прочь. Ей было только семнадцать лет, она была баснословно красива, последняя брюнетка в мире блондинок. Отец был гостем на третьей ее свадьбе. "Надеюсь, на этот раз ее мечты станут правдой", сказал он репортерам. "Я желаю ей счастья, которого она так заслуживает." Он был гостем и на пятой ее свадьбе тоже.
Когда ей было четырнадцать, ее родители на короткое время разошлись. Мать, с которой она всегда была близка, завела любовную связь с кем-то из труппы; отец забрал ее брата и ушел в дом к своим родителям. Элизабет могла бы сказать, что его уход - невелика потеря. Говорят, она так и сказала.
Она не вышла замуж. Она выходила замуж за семерых мужей. Она вышла замуж лишь однажды и имела семерых детей. Она никогда не выходила замуж. В последнюю половину ее правления в постоянном ходу была дыба. На нее все время набрасывались необъяснимые болезни. Стоял самый жаркий день года, обморочная жара. Она пошла в амбар за грушами из Сванси. Неожиданно на чердаке оказалось прохладнее, чем в доме. Она сказала, что оставалась там с полчаса в сумеречном свете, в полупрохладе. Отец дремал в доме.
"Догадываюсь, что ты думаешь о смерти отца спокойно", заметил ее сводный брат, новый король.
"Это была приятное семейство, не так ли?", спросили ирландскую служанку. Ее звали Бриджит, но девушки называли ее Мэгги, потому что когда-то у них была другая ирландская служанка, которую они любили, и которая носила это имя.
"Не знаю, как было в семье. Я с ними ладила прекрасно."
"Вы ничего такого не видели?"
"Нет, сэр."
"Никогда не видели хотя бы самой маленькой, ну хоть какой-то ссоры или чего-то подобного?"
"Нет, сэр."
"Вы никогда не видели в семье никаких конфликтов?"
"Нет, сэр."
Эти полчаса между тем, как ее отец улегся подремать, и обнаружением убийства, являются, наверное, самыми пристально изученными минутами в криминальной истории. Протокол совершенно четок, как и время. Когда Бриджит выходила из дома, она посмотрела на часы. Когда она побежала, то услышала удар часов на городской ратуше. Никак не отмечены только восемь минут.
После оправдания они изменила свое имя на Лизбет. "Только одно очень сильно удивляет меня", говорила она газетчикам. "Утверждают, что я не демонстрирую горя. Вам бы посмотреть, когда я одна."
Е отец умер жестокой, яростной, знаменитой смертью. Ее отец умер тихо от удара перед шестой ее свадьбой. Когда отец умер, она обнаружила, что он вновь включил ее в завещание. Она никогда не сомневалась, что он любил ее. Она унаследовала его громадное состояние вместе со своей сестрой. Она обнаружила некую радость, которую никогда не знала прежде.
Она стала истовой приверженкой сцены, часто приглашая весь состав труппы на вечеринки, обеды и танцы. Ее сестра ужасалась; несмотря на оправдание, они стали местными гротескными фигурами. Единственной подобающей реакцией является молчание, сестра говорила Лизбет, которая отвечала на это унылое предостережение очередной вечеринкой.
Звуки трубы и тамбурина плыли по дворцу. Лорд Семпхилл пошел взглянуть на источник музыки. Он нашел королеву, танцующую с леди Уорвик. Когда она стала королевой, то выбрала девиз: "Semper Idem", "Всегда Тот Же". Этот девиз принадлежал когда-то ее матери.
Она заметила лорда Семпхилла, следящего за ней из-за занавесей. "Ваш отец любил танцевать", смущенно заметил он, ибо всегда ей это говорил. Он смутился, что его застали шпионящим за нею.
"Не войдете ли вы и не потанцуете с нами?", спросила она. Она смеялась над ним. Почему же не посмеяться? Она пережила всех и каждого. Она протянула руки. Лорд Семпхилл внезапно был глубоко тронут видом королевы, в ее-то возрасте!, наклоняющейся и прыгающей в воздух, словно пламя на свече, кружащейся туда и сюда, словно язык ожившего колокола.
Конец