— Я? Черта с два я умею правильно писать, а на то, чтобы составить письмо, мне требуется неделя. Можно, я на минуту присяду к вам?
— Зачем вам это?
— Просто немного поговорить.
— Вы знаете Тедди?
— Верно. Мы были вместе с Канаде. Меня зовут Деб.
— Можете сесть, если хотите, а насчет разговора — о чем говорить?
Девушка пододвинула стул, принесший ей кофе официант растерянно оглянулся.
— Я здесь, — позвала она его. Затем переключила все внимание на Барбару. Серовато-коричневые глаза с прозрачной радужной оболочкой открывались в медленном движении, словно диафрагма фотоаппарата, готового запечатлеть все. Девушка сняла пальто, под ним оказалось черное набивное платье в цветочек.
— Барбара. — Девушка осторожно произнесла это имя.
— Да.
— Он мало говорил о вас. Это его очень расстраивало.
— Вы были его девушкой?
— Уборщицей, поварихой, прачкой. Но хотела быть большим…
— Как вы узнали меня?
— Каждый день я приглядывалась ко всем людям и остановилась на троих… Это на вас парик?
— Да.
— Что чувствуешь, когда такой человек, как Теодор, настолько сильно любит тебя?
— Я не знаю. Не могу ответить на это.
— Вы не хотите… или я сую нос не в свои дела? Я не хотела бы этого. Просто я почти два месяца жила рядом с ним, и он мне не безразличен. Я прочитала о том, что он арестован, и подумала: черт, он так хорошо отнесся ко мне, возможно, теперь он нуждается в истинном друге… Почему бы вам не снять эти волосы? Они выглядят ужасно. О, ваши руки; хотите, я помогу вам?
Барбара кивнула, и Деб сняла парик.
— Так намного лучше. Короткие волосы. Черные, как мои. Эй, на нас смотрит официант, он думает, что мы сошли с ума.
Барбаре нравились открытость девушки, ее дружелюбие и естественное отсутствие стеснительности, казавшееся ей простодушием.
— Барбара, в чем причина случившегося с Теодором?
— Я, — после некоторой паузы ответила Барбара.
— Это не может быть правдой, иначе он не любил бы вас так сильно. Знаете, почему он вернулся и сдался властям?
— Возможно, просто чтобы отплатить мне.
— Не-ет, это совершенно неверно. Он хотел увидеться с вами. Каждый день я видела, как он пытается что-то придумать. Господи, какие мысли приходили ему в голову! Однажды он собрался отправиться к Северному полюсу или в Гренландию и жить на айсберге, но вы не отпускали его.
— Это будет продолжаться недолго.
— Почему? Вы же не собираетесь бросить его сейчас?
— О, прекратите давить на меня, хорошо?
— Не причиняйте ему боль.
— Не беспокойтесь, не буду. Я больше никогда не причиню ему боль.
Барбара подумала: не окружил ли ее какой-то заговор? Даже эта девушка, совершенно незнакомая, терзала ее плоть. Скоро настанет облегчение. В нее не будут вцепляться руки. Никто не назовет ее разрушительницей. Тишина. Сон.
— Вы притягиваете его, словно магнит. Я тоже чувствовала это. Изо дня в день он становился ближе к вам, и, о Боже, я пыталась уговорить его остаться, чтобы я могла защитить его. Но этот человек готов войти в огонь и не вернуться.
— Он вошел в меня.
— Вы себя плохо чувствуете? — спросила Деб, заметив подергивающийся рот и уставившиеся в пустоту глаза. — Вы должны заботиться о себе ради Теодора. Вы не слушаете меня?
Мысли Барбары спутались. Губы девушки шевелились, но зал стал беззвучным. Это так хорошо, тишина. Если бы только исчезли все лица, оставив одни тела.
— На вас я могу положиться, — сказала Барбара. — Вы будете заботиться о нем.
— Что вы хотите сказать?
— Станете его подругой, возлюбленной — всем, чем не была я.
— Я ему не нужна. Неужели вы думаете, что я не готова была сделать все, чтобы получить его, перерезать вам горло, если бы только это помогло? Но вы — это то, что нужно ему, а я люблю его достаточно для того, чтобы полюбить то, что любит он. Так что не думайте, что я враг.
— Завтра…
— Да?
— Завтра все станет проще.
— Что вы этим хотите сказать?
— Я хочу сказать… кончится… завершится. Не останется никаких проблем.
— Вы хотите сказать, что собираетесь… наложить на себя руки?
— Что?
— Вы же слышали. Наложить руки.
— Мне не будет больно. Я ничего не почувствую.
— Но это же и есть самая сильная боль.
— Да.
Деб встряхнула Барбару за плечи, заставив ее сконцентрировать свой взгляд, и возникла в нем из безумного тумана.
— Барбара, если вы… сделаете что-либо с собой, вы убьете его. Вы убьете Теодора и все… все, что он сделал. И все это будет впустую. Впустую! Лучше — по крайней мере, так думаю я — лучше жить с правдой о себе, чем умереть во лжи. У меня нет слов, чтобы выразить то, что я хочу сказать, но жертва, жертва — вот в чем истинная правда.