Слегка подвыпивший молодой брокер выступил вперед, поздравляя помолвку Тедди с Барбарой.
— Вы подбираете акции так же хорошо, как и женщин, мистер Франклин.
Тедди, развеселившись, лишь улыбнулся и кивнул. Барбара дернула его за руку.
— Он что, думает, что мы…
— Ну, если вы — не любимая дочь Дюпона или Гетти, вы обязаны быть моей невестой.
— Это предложение? — спросила она.
— Нет, слухи.
— И часто слухи оказываются правдой?
— Думаю, да — когда в них начинает верить достаточное количество людей.
Кто-то достал какие-то пластинки, и у кабинки кассира, где временно разместился стереопроигрыватель, начались танцы. Никто, с облегчением заметил Тедди, не приглашал танцевать Барбару; ему было бы очень неприятно видеть, как она танцует с кем-либо более молодым, чем он сам. Молодая женщина стояла рядом с ним, потягивая коктейль; она производила впечатление аристократки, чьи манеры держали людей на почтительном расстоянии. Она не была холодной — просто рассеянной. Барбара внимательно слушала, как Поли рассказывал ей о своей поездке в Европу; она не поправляла его ужасный французский, не смеялась над ним. Жена Поли жаловалась, как встречают «американских девушек» у Диора или Валенсина. Барбара подумала, что миссис Поли встретили так, как она сама того заслуживала; вероятно, она расхаживала, похлопывая чековой книжкой, и справлялась, нельзя ли быстро переделать вот эту вещицу на манекене восьмого размера в сорок четвертый, после чего ей незамедлительно показывали на дверь.
От Тедди исходило сияние, и это было заметно. Некоторые люди приобретают что-то исключительно благодаря психологической ценности своего «я». К Тедди это не относилось; он использовал все, чем владел, и это делало разнообразным образ его жизни.
Они провели на вечере лишь один час. В лифте Барбара положила голову на плечо Тедди, и он понял, что в гонке, которую они устроили, он пришел вторым. Если бы он теперь раскрыл себя, в будущем, возможно, он уже никогда не смог бы вновь обрести власть над молодой женщиной. Ему хотелось дотронуться до нее, но он удержался. Пытка была утонченной. Подняв голову, Барбара посмотрела на него, затем, приоткрыв губы, прильнула к его лицу. Ее дыхание было свежим, с запахом мяты. Барбара принялась пожирать Тедди.
Скоростной лифт остановился на первом этаже, но молодая женщина по-прежнему сжимала Тедди в объятиях. Они оба не заметили, как дверь закрылась и кабина снова тронулась вверх. Тедди задыхался, поглощая ее; он был готов прямо сейчас умереть от счастья.
— Почему ты сделала это? — наконец спросил он.
— Я хотела избавить тебя от затруднений.
— Каких?
— Сделать первый шаг. Ты выглядел каким-то неуверенным.
— Ты — очень необычная женщина.
— Мы оба совершенно необычные люди.
— А ты не думаешь, что нам помешает разница в возрасте? — спросил он.
— Только если ты ей это позволишь. Я имею в виду, она будет доставлять мучения, только если ты станешь непрерывно думать о ней.
— Давай мы…
Барбара сердито покачала головой, и Тедди сжался, словно его тело пронзила пуля. Кабина остановилась, и в нее вошла уборщица. Двери закрылись, и всю дорогу вниз он и Барбара молчали.
На улице она сказала:
— Мне не нравится, когда мне задают такие вопросы.
— Я не хотел.
Схватив его за обе руки, Барбара встряхнула его.
— Не говори, что ты не хотел. Ты — проклятый врун. Ты имел в виду именно это. Что тебе нужно, мое позволение? Почему ты не поднимаешь руку, прося разрешения спросить?
Тедди был озадачен и напуган. Непривыкший к возражениям, он был не в силах спорить. Он предпочитал выкладывать деньги на стол, заключать соглашение и делать с девушкой что ему заблагорассудится.
— Что ты пытаешься из себя строить? Благородство! — Барбара выплюнула это слово так, словно ей в рот залетело насекомое.
— Не знаю, что я пытался из себя строить. Наверное, я был не прав.
Он повернулся к автомобилю, но Барбара бросилась за ним.
— Ты всегда бежишь от поединка?
— Если не могу победить — да, я ухожу.
— Бежишь.
— Победить в поединке с тобой — в этом нет смысла, если я выиграю, то что? Я люблю тебя, вот и все.
— Ну и противную же вещь ты сказал! — Опустив голову, она уставилась на свои ноги, словно плакальщица на похоронах. — И что мне полагается ответить?
— Ничего.