Выбрать главу

Воротник внезапно сдавил ему горло, глаза налились.

— Нет, я уверен, — сердито ответил Робби. — Почему вы издеваетесь надо мной?

— Будь честным.

Его гортань зашевелилась, но из нее не раздалось ни звука.

— Вы стараетесь подавить меня? — потребовал он, пересекая комнату и подходя к Барбаре. — Если это так, знайте, я вам не дамся.

— Я не стараюсь тебя подавить.

— На какой машине вы приехали?

— На мини-фургоне.

— Я отвезу вас домой и отгоню машину назад.

— Я не хочу, чтобы ты отвез меня домой. — Она снова опустилась на стул. — Как ты спал этой ночью?

— Плохо.

— Что ж, я это называю прогрессом. Я тоже спала плохо.

— Я думал, вы вообще не спали.

— Я ждала этого. Ты все слышал, да?

— Это все было для меня? — Его начала бить дрожь, схватив бутылку, он выпил.

— Видишь, как ты ошибался. Это был концерт по заявкам. Выступала я.

— Почему вы сделали это, если вы не хотели?

— Кажется, я объясняла, почему. Я устала спорить, меня это никак не затронуло, потому что я думала о другом.

Робби закрыл уши руками, но Барбара поднялась и оторвала его руки от головы.

— Я не желаю больше слышать ни слова. И я хочу, чтобы вы убрались отсюда к чертовой матери.

— Я намекала тебе. Ты ничего не понял?

— Намекала… О чем вы говорите?

— Сегодня утром… ты следил за мной.

— Нет.

— Не лги мне! — во весь голос крикнула она.

Упав на край кровати, Робби уставился на вытертый ковер.

— Пожалуйста, скажите, почему вы так себя ведете со мной? — взмолился он. — Я ничего не сделал, никак вас не обидел. Вы не можете оставить меня в покое?

— Я делаю только то, что ты хочешь от меня… в глубине души.

— О нет, это происходит не со мной.

— Ты хочешь переспать со мной, не так ли?

Робби не ответил, и Барбара встряхнула его за лацканы пиджака.

— Скажи правду. Скажи правду.

— Да. — Он отшвырнул ее прочь, и она отлетела к стене, ударившись спиной, и застыла там неподвижно.

— Прошу прощения, я не думал, что получится так сильно.

Поднявшись с кровати, он закрыл дверь.

— Ты принял решение?

— Относительно чего? — Он не мог продолжать разговор.

— Сейчас мы ложимся в постель, а потом забываем, что это вообще было.

— Это условие?

— Да.

— Я не могу его просто так принять.

— До свидания, — сказала Барбара.

Она уже была готова открыть дверь, но Робби, схватив, резко развернул ее лицом к себе.

— Ладно, я принимаю это условие. Но что я за это получу?

— Меня, только и всего.

Он тупо кивнул головой, словно осел, отгоняющий мух.

— Как ты думаешь, Элейн не вернется? — спросила Барбара.

— Нет, только не сегодня.

— Почему нет?

— Я сказал ей, что я не хочу ее… и я действительно ее не хотел.

Барбара повернулась к нему спиной.

— Робби, не торопись, делай все медленно и заставь меня страдать из-за того, что я делаю.

* * *

— Когда ты думаешь о треугольнике, закрываешь глаза и представляешь его себе, ты видишь треугольник?

— Да, вижу, — сказал Робби.

— А я не могу. Я вижу только углы — всякие: острые, тупые, прямые, но никогда не вижу целый треугольник. Только углы и их вершины.

— А как насчет окружности? — спросил он. — Ее ты можешь представить?

— Нет. Она рассыпается на множество пересекающихся дуг. Когда я была маленькой, я частенько рисовала циркулем такие цветы. То, что я видела. И я раскрашивала их ярко-желтыми и оранжевыми красками. Оранжевый — это мой любимый цвет. Мне хорошо, когда я вижу что-то оранжевое — платье, небо или апельсин. Я никогда не ем апельсины. В этом есть что-то кощунственное.

— Почему?

— Не знаю. Существуют вещи, которые я не хочу постигать. Я просто принимаю их.

— Ты не хочешь сейчас куда-нибудь съездить?

— Не знаю. А ты?

— Угу.

— Хорошо. Тогда поехали куда-нибудь.

Она села. Проведя пальцами между лопаток, Робби поцеловал ее.

— Ты не передашь мне мою одежду? — спросила Барбара.

— Но как же ты сможешь одеться, если не будешь видеть, что делаешь?

— Я к этому привыкла.

— С завязанными глазами?

— Да, это просто.

— Но почему же не снять с глаз повязку?

— Так надо. В этом все дело.

— Ты не можешь вынести собственного вида — или моего?

— Просто я должна поступить именно так. Не спрашивай меня почему.

— Мне полагается забыть, что это вообще было, — ты этого хочешь?

— А что, это было? — спросила она.