— И что ты хочешь на это услышать?
— Все, что приходит тебе в голову.
— Это было.
— Когда я сниму повязку, я сотру все это. Я вижу комнату, кровать, столик, отвратительный стул, и я скажу себе, что ничего не было. Тогда будет твое слово против моего, и я не поверю тебе, будучи убеждена в обратном.
— Барбара, я не понимаю.
— Тебе необходимо понимать все, что ты видишь и что делают люди?
— Я стараюсь. Это привычка.
— Что ж, в таком случае разве ты не можешь принять то, что мои привычки могут быть другими?
— Могу, но не хочу.
— Я бы хотела, чтобы ты попробовал.
Робби передал ей бюстгальтер, пояс и чулки; трусиков у Барбары не было. Он смотрел, как ее пальцы ловко сновали по пуговицам и застежкам, словно она видела, что делает.
— Повязка тебе не помогла? — спросил он.
— Это имеет значение?
— Да, имеет. Это очень важно.
— Для кого, для твоего «я»?
— А есть что-то еще?
— Многое.
— Я хочу узнать, ты получила полное удовлетворение?
— А где был ты?
— Здесь, но я не уверен. Скажи, получила?
— Да.
— А кто-нибудь… а ты раньше?..
— Высказывайся, что ты имеешь в виду.
— Я стесняюсь.
Он подождал, надеясь, что Барбара ему поможет, но она не стала делать этого. Барбара надела ботинки, миниатюрные ботинки с медными пряжками и низкими каблуками.
— Я попробую.
— Почему ты не плюнешь на это, если тебе так трудно произнести?
— Я хочу знать… У тебя еще с кем-нибудь бывало так?
— Да, — сказала она, натягивая юбку.
— Понятно.
— Ты не собираешься спросить, было ли лучше?
— Я боюсь.
— Не бойся, это всего лишь слова.
— Не действия?
— Теперь — только слова, — сказала она.
— То, что произошло, было необычным? Я был особенным?
— Да, особенным.
— Это может стать постоянным?
Барбара уже была полностью одета, теперь она развязывала платок, прикрывающий ее глаза.
— Это предложение?
— Да, это предложение.
— Я высказываюсь за, и ты тоже.
— Ты любишь меня?
— Нет.
— Ты любишь кого-нибудь?
— Да, твоего отца.
— А как насчет того, как ты с ним обращаешься?
— Слушай, Робби, что, черт возьми, такого интересного в моей сексуальной жизни? Я раздвигаю ноги, закрываю глаза, и кто-то вставляет свою «Большую Берту». И Барбара Хикман называет это основным течением американской мысли.
— Я просто хотел знать… Он делает тебя счастливой?
— Почему бы не спросить у него?
— Мне? Тебе это понравится?
— Не бросай вызов. Делай то, что тебе нужно.
— Я и не бросаю вызов. Я просто не знаю, что мне делать.
— Тогда ничего не делай.
— Но я должен поговорить с Элейн, объяснить…
— Объяснить что? И я, в общем-то, не вижу, какое я ко всему этому имею отношение.
— Теперь я тебя ненавижу, действительно ненавижу, — сказал Робби, натягивая брюки.
— Это естественно. Ты не хочешь забыть о том, что мы собирались куда-то ехать?
Обвив ее руками, он так стиснул объятия, что Барбара начала задыхаться.
— Пожалуйста, скажи, что ты что-то чувствовала.
— Хорошо, я что-то чувствовала.
На улице у входа в Электрический цирк толпилось несколько сотен человек. Робби показал свою визитную карточку, и их тут же впустили.
— Потому что ты умоляла меня.
— Не помню.
Они выпили кофе в полупустом «Рикерсе» на Шестой авеню. Барбара заказала английскую сдобу с виноградным повидлом, а Робби съел бекон с яйцами.
— С понедельника я начинаю каяться.
— Почему?
— Я должна. Я пойду к Фреру и исповедуюсь ему.
— Тебе от этого станет легче?
— Нет. Я чувствую себя прекрасно. И лучше не может быть. Все будет в порядке. Я не упомяну твоего имени.
— Разве ты не должна быть с ним искренней?
— Я с ним искренна, всегда искренна, — сказала Барбара, точно защищаясь от обвинения. — Он никогда не спрашивает имен, и я никогда их не упоминаю. Имена не имеют значения.
— Кроме людей, которым они принадлежат.
— Их я исключаю.
— Значит, ты признаешь, что то, что ты делаешь, — действительность… происходит на самом деле?
— Именно это мы пытаемся определить… лгу ли я. Я не могу определить, а он может.
— Я действительно люблю тебя, — сказал Робби.
— Любовь — это что-то, испытываемое к детям.
— Ты хочешь иметь детей от меня?
— Не хочу иметь их ни от кого. Я не имею права иметь их.
— Но ты ведь можешь иметь их?
— Откуда мне знать? Я принимаю таблетки, но когда не делала этого, ничего не произошло, так что, возможно, я бесплодна.