— Ты была похожа на нее?
Барбара засмеялась, удивив Элейн, сидевшую на краю кровати с фотографией в серебряной рамке, которая, очищенная от пыли и налета, сверкала в ее руках.
— Я стала ею… Она сделала меня по своему подобию… Я была способной ученицей.
— Ты подражала ей?
— Я была ею. Я обесцветила волосы, сделав их белоснежными, скопировала ее стиль одежды, заговорила с южным акцентом. Так что если кто-то встречал нас впервые, он решал, что мы — двойняшки. Мы стали друг для друга сестрами-близнецами, которых ни у меня, ни у Лауры не было.
— Мне стало как-то жутко.
— Все началось как шутка, правда, а затем все стало серьезно. Мы ходили вместо друг друга на занятия, сдавали экзамены, выполняли контрольные, вместе закончили школу. Однажды перед рождественскими каникулами на первом курсе мы смотались на неделю раньше и стали искать работу. Знаешь, перед Рождеством появляется миллион различных работенок, и мы устроились в одиннадцати местах. Мы ходили на них поочередно. В одном универмаге мы работали в четырех разных секциях. Затем мы устроились на почту, потом работали в приемной какого-то госпиталя, так, где еще? Да, в мебельном магазине, валяясь по восемь часов в день на кроватях, выставленных в витринах, показывая, какие чудные матрацы, и притворяясь, что мы спим. Вроде все — о, я забыла самое главное, салон «Крайслера», демонстрируя автомобили для женщин. Управляющий едва не свихнулся. Только я садилась в машину с одной клиенткой, как Лаура уже выезжала с другой. В один день мы выезжали шесть раз, а к остальным продавцам даже не обращались. Мы продали четыре автомобиля. Я никогда в жизни не получала столько удовольствия. Наверное, мы работали по четырнадцать часов в день на разных работах. Я поочередно была Сильвией Худ, Джоанной Минсер, Сью Стайлс, Терезой Зуччи, Глорией Мей Харриган. А имена, которые брала себе Лаура, — Фритиз Авалон, Милдред Бразерс, Джу-Джу Раштон, Ли Симонски и Дж. Ф. Ландри — оно мне нравилось больше всего. Когда нас оформляли в автосалоне, сотрудница отдела кадров спросила, что скрывается за этими инициалами, а Лаура ответила, что Дж. Ф. — это ее имя и она предпочитает, чтобы продавцы звали ее мисс Ландри, но управляющий может обращаться к ней «Дж. Ф.».
С губ Барбары неожиданно сорвался страшный крик — завывание, который перерос в пронзительный вой; напуганная Элейн вскочила. Она никогда не слышала подобных звуков. Девушка прижала голову Барбары к своей теплой ото сна груди, и звуки прекратились.
— Барбара, пожалуйста, не надо, — ласково заговорила она, словно мать, успокаивающая разбуженного кошмарным сном ребенка.
— Я была так счастлива, так счастлива. О Боже, я была так счастлива.
— Ну же, Барб, успокойся.
Она отвела Барбару к кровати, прижала одеялом ее руки; аккуратно уложив одеяло, Элейн расправила сбившуюся простыню и сама нырнула в постель. Барбара протянула к ней руку, и Элейн сжала ее. Прижав ее голову к своему плечу, Элейн принялась массировать лоб Барбары пальцами.
Барбару разбудил звук воскресной почты, просовываемой под дверь. Было уже девять с лишним. Молодая женщина приняла душ и оделась, не тревожа Элейн. На улице был солнечный, ясный день. Приготовив кофе, Барбара отнесла поднос с чашками на письменный стол. Элейн зашевелилась и вытянула руки, ее лицо тронула улыбка.
— Мне снился такой чудесный сон, — сказала она.
— Я не думала, что буду так шуметь.
— Он уже кончился, этот сон. Он был о Робби… Кофе пахнет хорошо. Не знаю, куда я подевала свою зубную щетку.
— У меня есть лишняя. Она в аптечке.
Элейн лениво направилась в ванную, проходя мимо Барбары, она нежно пожала ей руку.
— Тебе лучше?
— Гораздо лучше, — сказала Барбара. — Мне так неудобно…
— Слушай, сама судьба привела меня сюда. Я бы не хотела, чтобы ты впала в меланхолию, а меня не было бы поблизости. Что угодно могло бы случиться.
— Думаю, мы станем подругами, — негромко застенчиво произнесла Барбара.
— Я не Лаура.
— Нет, ты не Лаура. Возможно, одной Лауры для человека достаточно.
— Кажется, я это не поняла, — сказала Элейн, с хрустом кусая тост.
— Бросим это.
— Нет, ну давай, скажи.
— Лаура знала обо мне все. Она понимала меня, и временами это начинало надоедать. Она проникала в мой мозг. Я была каким-то подопытным существом, которое она изучала и которым стала потом повелевать.