– Рита, Рита, мы должны выбираться на хер, блять, отсюда, – он подбежал и начал трясти меня за плечи.
– Какой реалистичный сон! – дотронувшись до его губ руками, я пошла дальше, не обращая внимания на крики за моей спиной.
Всё вокруг то и дело менялось, комнаты приобретали знакомое очертание. Вот комната родителей, где сидит мама и плачет. Стало очень жалко её, ведь часто через стену по ночам я слышала её плач. Заметив меня, она сразу убежала, и мне стало стыдно. Нужно будет, как проснусь, убраться и приготовить поесть, ведь, замыкаясь в себе, я часто не задумываюсь, каково ей. За моей спиной начал отключаться свет, лампочка за лампочкой, как будто сон подходил к концу, и перед моими глазами пронеслись фрагменты из прожитой жизни. В одной из комнат позади остался Тимур, что звал меня к себе, Диана снова попыталась меня схватить у поворота, но я упорно продолжала игнорировать их, убегая от темноты. И вот передо мной возникла дверь, от моего удара она распахнулась, впуская меня в просторный туалет. Схватившись за ручку, я захлопнула её в тот момент, когда за порогом погасла последняя лампочка. Сзади что-то скрипнуло, но мне не хотелось поворачиваться на шум. Страшно посмотреть, что за твоей спиной, а ещё страшнее принять это. Медленно и неуверенно развернувшись, я увидела девочку, что висела под потолком между кабинками и раковиной. Волосы спадали с её головы прямо на лицо, но я догадывалась, кто это. Одетая в простую пижаму, она раскачивалась из стороны в сторону, создавая противный скрип.
– Это всего лишь сон, всё это не по-настоящему, – твердила я себе, медленными шагами приближаясь к девочке. Её руки зашевелились и потянулись к голове, убирая волосы. С бледного лица на меня смотрели стеклянные глаза, а улыбка повергла в дикий ужас. Этот холодный труп был мной, и от осознания я бросилась прочь. Из темноты на меня вышла я, которая попыталась обнять. Оттолкнув её, я побежала прочь из сна, но проснуться у меня не получалось. Свет в здании чудесным образом снова загорелся, и, двигаясь на автомате, мне удалось его покинуть. Тоннели, трубы, крики – всё это осталось позади, и вот уже спасительная дверь дома. В квартире был сущий кавардак, и, забежав в свою комнату, я закрыла её. Вновь послышался мерзкий скрип, и, не веря своим ушам, я медленно повернулась. На гитарной струне там вновь висела девочка. Заплакав, я закрыла лицо ладонями, пытаясь избавиться от кошмара, и тут у меня в голове возник голос отца.
– Если двигаться прямо, всегда можно найти выход.
По ту сторону баррикад
«Вы говорите, что бог даровал нам жизнь. Это что получается, я ему должен? Значит, все мои действия – это возвращение долга, только с процентами», – записка, найденная на одном из тел жертв серийного убийцы по прозвищу «Винил».
Комплекс не прощает. Принцип, являющийся тайным постулатом работников комплекса «Мечта», нес в себе очень даже простой смысл. Во всяком случае на протяжении всей карьеры я неоднократно убеждался в этом. Он являлся точно такой же аксиомой, как и утверждение, что выживает самый сильный и хитрый. На рабочий телефон приходит обыкновенный шифр из букв и цифр. Улица, действие, количество людей, вооружение, номер ситуации. Удивительно, как просто можно передать всю нужную информацию за два предложения. Я привык к такой работе, когда в любой час может произойти что-то. Поэтому каждый миг нужно проживать максимально, испытывая благодарность за вздох и подаренную минуту. Многие бы сломались на такой работе, но это слабые люди, не знающие, как устроена жизнь. Проверив до блеска наполированное табельное оружие, я засунул его в кобуру под курткой. Кто-то скажет, что это неудобно, так делают только в фильмах. Оружие должно быть смазано, а не наполировано. Говорить могут многое, ну а после замолкать навсегда. На пути до машины из головы у меня не выходила эта фраза. Комплекс не прощает. Такая пафосная и банальная, я услышал её недавно от охранника и засмеялся. Между нами всё-таки большая разница, ведь многие не смогут отличить оперативника «Спрута» от обычного охранника или полицейского. Немногие, кто знаком с нашей работой, считают нас бездушными убийцами, но лишь единицы имеют представление, чем мы занимаемся. Оно и к лучшему, я до сих пор считаю, что счастье в неведении. Мне не нравится убивать людей, не нравится знать тайны, рушить жизни во благо миллионов, но кто-то ведь должен это делать. Кто-то подметает улицы, жалуясь на глупых людей, что вечно мусорят. Кто-то управляет государством, жалуясь все на тех же людей, что не могут понять работу аппарата власти. Я же выполняю приказы, и жаловаться приказа не было. Если не задавать лишних вопросов и делать то, что говорят, по карьерной лестнице тебя прокатят с ветерком на самый верх. Вот только стоит оступиться, и комплекс не прощает. Во мне нет злобы, мир не сделал мне ничего плохого, он нейтрален, обыкновенен. Во мне нет сочувствия, оно излишне. Вы сочувствуете корове, когда едите стейк? А зачем? Голодный волк не будет сочувствовать вам, глодая ногу. Поэтому просто нужно уметь выживать в реальном мире, без каких-либо фантазий. Иллюзии излишни, они отравляют разум и, в конце концов, разочаровывают. Это прививали мне с детдома, где, чтобы наесться до отвала, приходилось хорошенько потрудиться, что иногда и полезно сделать, так это провести внутренний монолог. Расставить по полочкам мысли и приняться за очередное задание.