– Вы низкий и подлый человек. Вы мне никогда не были симпатичны, но
теперь я вас презираю. И поскольку из-за вас погиб человек, я очень надеюсь, что,
когда вы окажетесь на скамье подсудимых, судить вас будут не только за попытку
кражи интеллектуальной собственности, но и за предумышленное убийство.
Егор с каменным лицом слушал ее, не прерывая. Алина, так же глядя в пол,
развернулась и чеканя шаг, направилась в сторону своего кабинета. За ней в узких
лодочках на шпильках засеменила Надежда Михайловна.
– Вы с ним знакомы, Алиночка? – торопилась она побольше выведать. – Он
вас обидел? Надо же какой!.. А с виду благородный…
Алина резко развернулась к Киреевой и проскрипела:
– Именно этот зеленоградский «благородный» решил прибрать к рукам нашу
новую ЛБВ. Из-за него убили Лушина. У него не получилось протащить договор с
«сюрпризом», у него не получилось выкрасть техническую документацию и сам
прибор, но попытки он не оставил, нет!.. Он очень упорный, он привык добиваться
своего. И почему бы тогда не познакомиться с закомплексованной дурой и не
охмурить ее? Она сама принесет все на блюдечке. Или что-то в этом роде, понятно
вам? Да, да, закомплексованная дура – это я! Идеалистка хренова!
Сначала Надежда Михайловна стояла, наморщив нос, и сосредоточенно
слушала. А потом открыла рот и принялась самым скандальным образом
высказывать свое мнение, все больше и больше набирая обороты:
– Насчет дуры – это вы в точку. А кто вам сказал, дорогуша, что это те самые
партнеры, с которыми вы бодались по договору? Я вам так сказала? Я вам такого
не говорила! Эти приличные люди здесь для того, чтобы обсудить поставку
оборудования для нашего цеха. Их компания – следите за мыслью! –
изготавливает измерительную аппаратуру. Классом не ниже евростандарта. И
Зеленоград – не Андреевка!
Все это она произносила, специально накручивая себя и маскируя
праведным негодованием легкое чувство вины, которое у нее как-то
непроизвольно сформировалось. Но нельзя же быть такой дурой, елки-палки! Не
разобравшись, не взвесив хорошенько, сразу так в лобешник мужику врезать.
Однако по всей видимости, с этим блондином у Алинки что-то серьезное. Вон как
истерит, прямо-таки сейчас разрыдается.
Алина рывком открыла дверь своего кабинета и захлопнула ее перед носом
Киреевой. И разрыдалась. Сердитая Надежда Михайловна направилась снимать
стресс сигаретой.
Небо серое, дождик серый, лужи мелкие, но повсюду. Конец сентября,
ничего удивительного. В доме студено. Алине было лень топить печь, она
включила масляный обогреватель и сидела, согнувшись, возле него, кутаясь в
огромный бабушкин платок.
Этот дом в деревне Еремино достался ей от папиной мамы, Елены
Семеновны. Бабушка была строга и временами строга неадекватно, но Алину
любила. Самой Алине ее любить было трудно. Маленькая Алина боялась вспышек
бабкиного гнева, а взрослая Алина просто перестала приезжать к ней в гости, вот и
вся любовь.
После смерти Елены Семеновны мама спросила: «Продадим? Снесем?»
Алина ответила: «Оставим». Зачем? Приезжала в этот дом она так редко, что
трудно было объяснить даже себе, зачем.
Оказывается, чтобы грустить. Грустить в их квартире, где много света и
тепла, где неслышным басом шелестит громадный холодильник, где уют удобных
кресел и выход в Интернет, получалось не упоительно и почти понарошку. Комфорт
такому делу не должен мешать. Да и предаваться грусти в умеренной роскоши
московских апартаментов казалось Алине пошлым и безвкусным. Сериал
«Богатые тоже плачут», новорусская версия.
А погрустить ей было о чем и пожалеть себя тоже очень хотелось. Егор ей
больше не позвонит. Он же не безвольная тряпка. Это, кстати, Алине в нем
нравилось. И не доискивающийся богатеньких дочек альфонсик. Прошло уже
почти две недели, это много. Он ей не позвонил. Значит, и не позвонит. Это все.
Потому что Алина звонить ему тоже не будет. Что она скажет? Извините, я
ошиблась, потому что… Объяснять, что до судорог боится предательства и
поэтому везде и во всем его видит? Как объяснить в двух словах то, к чему
возвращаться не хочется даже мысленно?
Алина имела тяжкий опыт, который стал хорошей прививкой от любовных
глупостей и надежной защитой от нахальных поползновений мальчиков, живущих с
дальним прицелом. Несколько лет назад на жизненном пути ей повстречался
некий брутально-самодовольный мачо, плотно украшенный татуировками на
накачанных плечах. Сейчас она даже и не вспомнит, была ли влюблена в него, но