госпожа Трофимова, это уже не ваша компетенция! Вопросы ценовой политики, как
вам это может быть ни неприятно, решаются здесь без вас, да.
Обиделся, надо же.
– Викентий Витальевич, смешная цена в данном случае меня не волнует.
Поверьте, я не покушаюсь на вашу прерогативу и критиковать вас не собираюсь.
Вы вдумайтесь в другое. Зачем им вообще это уточнение?
– Вы что же, полагаете, что наши новые партнеры задумали нас обокрасть?
Что они собираются препарировать купленные у нас лампы, дабы разработать
свою техническую документацию и самим зарегистрировать изобретение? А что,
разве ваш любезный патентный отдел не защитил нас от подобного рода
посягательств? Отчего вы так разволновались?
– Я полагаю, что им не понадобится тратить свои деньги и время на
регистрацию собственного патента, уважаемый Викентий Витальевич. Потому что,
препарировав наши лампы, они смогут в дальнейшем выпускать под нашей же
маркой свой контрафакт. Гипотетически, – холодно произнесла Алина. – И тогда
мы с вами сделаемся лишним звеном между готовым продуктом и вашими
любезными китайцами. Как вам такой вариант?
Исаев примолк. Ему не понравился ход мысли юрисконсульта. Это грозило
ему объяснениями с генеральным и новым витком переговоров с зеленоградскими
парнями. А вдруг она права? Теперь еще и генеральному, небось, доложит.
Конечно же, доложит.
Финдиректор барабанил пальцами по столу. Алина молчала, возвышаясь
напротив. Она не любила рассиживаться в этом кабинете. Пауза затянулась.
Алине это надоело.
– А как они сами объяснили это примечание? Какие доводы привели?
«Издевается, зараза», – с тоской подумал Исаев, мрачно глядя в стол. Он на
это примечание даже внимания не обратил.
Алина все поняла правильно.
– Хотя, возможно, я перестраховываюсь. А что за фирма, какие о ней
отзывы? Что Павленко говорит?
Константин Павленко был замдиректора по кадрам и имел в мире
московских кадровиков широчайшие знакомства. При желании, просто набрав
нужный номер, он мог выяснить не только истинный портрет соискателя, но и
многое другое, что имеет отношение уже не к сотрудникам, а к самим
предприятиям. Говорят, он создал свой собственный «черный список» фирм и их
первых лиц, потерявших на чем-либо честное имя, даже вел рейтинг, пополнял его
и вообще относился к сбору подобной информации как к своей дорогой и любимой
коллекции. Азартная, увлекающаяся натура.
– Павленко говорит, что фирма новая, – через силу отозвался Викентий
Витальевич.
Он сидел, глядя куда-то мимо юристки, и мысленно взывал к высшим силам.
Пусть бы высшие силы заставили эту гестаповку прекратить, наконец, его
терзания, пусть бы она исчезла с глаз долой по возможности скорее.
Трофимова вздрогнула и схватилась за правый бок.
– Извините, Викентий Витальевич, – смутилась она, неловко вытягивая из
кармана узкого пиджачка трясущийся сотовый. – Я его на вибрацию поставила и
забыла совсем.
– Ничего, ничего, Алина Леонидовна, – живо отозвался Викентий, с
любопытством на нее поглядывая, – мне было приятно.
И сообразив, что сморозил что-то не то, испуганно уткнулся в бумаги.
Но Алина его уже не слышала.
– Привет, Маргош, – произнесла Алина в трубку. – Подожди, я сейчас найду
место потише.
Звонила школьная подруга Рита, или Маргоша, или Ритуля. Ей нельзя
говорить: «Зайду в кабинет». Наличие у Алины кабинета ее ранит.
Со второго класса по поручению классного руководителя Алина ее «тянула».
Были двоечники, были отличники. Алина, разумеется, была отличницей и очень
положительной серьезной девочкой. Рите, напротив, тройки ставили из жалости.
Когда она выходила к доске или отвечала с места, то так тяжко молчала,
соображая, и так невпопад вымучивала слова, а потом так горько рыдала, что их
учительница, пожилая Ольга Никифоровна, не выдерживала пытки и быстро
ставила ей тройку в журнал. Даже иногда гладила по головке, подойдя к
рыдающей нескладехе.
На уроках физкультуры Рита была нелепа и все время отставала и мазала,
чем бы они ни занимались и куда бы ни целились. Илья Семенович, их учитель
пения, страдальчески морщился, слушая Ритины рулады. Попытки обучить ее
нотной грамоте тоже успехом не увенчались, и Илья Семенович терзать ее
прекратил, высказавшись, что соловьи нотной грамоты не разумеют, однако поют
дивно. Пошутил, наверно.
Алина долбила с ней простые и десятичные дроби, а потом, сообразив, что