Повторяющиеся унижение и пренебрежение приучают детей к жизни в страхе при постоянном возбуждении симпатической нервной системы. Это легко ввергает их в меланж отверженности чувств страха и стыда, которые переплетаются с ощущением отчужденности.
Ребенок, родители которого не могут или не хотят обеспечить ему достаточно безопасную привязанность, не имеет рядом того, кому можно доверить свое маленькое развивающееся “Я”.
У него нет никого для обратной связи, подтверждения и руководства. Нет никого достаточно безопасного, к кому можно обратиться за утешением или помощью в трудные времена. Нет того, кому можно поплакаться, выразить протест против несправедливости и у кого можно искать сострадания из-за обид, ошибок, неудач и предательств.
Нет никого достаточно безопасного, перед кем можно блистать, проявлять себя, с кем можно говорить и кто мог бы гордиться ребенком. Нет никого, с кем можно обучиться столь важным навыкам выстраивания близости с другим человеком.
Многие из моих клиентов рассказывают о себе примерно следующее: “Говорить с мамой было все равно, что давать оружие противнику. Все, что я рассказывал, могло и было использовано против меня. Неудивительно, что люди всегда говорят мне, что я мало рассказываю о себе”.
Люди с расстройством привязанности, вызванным кПТСР, не учатся навыкам коммуникации, которые порождают близость и чувство принадлежности. Когда дело доходит до отношений, их часто охватывает разрушительная социальная тревога или фобия, если они находятся в крайней точке континуума кПТСР.
Многие из входящих в мою дверь клиентов никогда не имели достаточно безопасных отношений. Навязчивое повторение ведет их во взрослой жизни к бессознательному поиску отношений, которые травматически воспроизводят динамику насилия или отказа их детских попечителей.
Для многих таких клиентов мы являемся их первым законным шансом на безопасные и заботливые отношения. Если мы недостаточно искусны, чтобы обеспечить для них нужную степень безопасности, позволяющую им начать долгий путь к развитию достаточно прочного доверия, то можем оказаться их последней попыткой.
Следовательно, они будут эффективны в управлении эмоциональными регрессиями, если научатся этому в контексте безопасных отношений. Клиенты должны чувствовать себя в достаточной безопасности со своим психотерапевтом, чтобы описать свое унижение и подавленность. В то же самое время психотерапевт должен достаточно заботиться о том, чтобы обеспечить эмпатию и спокойную поддержку, которые отсутствовали в раннем опыте клиента.
Не менее важно то, что психотерапевт должен уметь терпеть внезапную потерю доверия, которая так характерна для кПТСР, и работать с этим. Пережившие травму по своей воле не могут “включать” доверие, если оно автоматически утрачивается во время эмоциональных регрессий. В ходе лечения психотерапевт должен быть способен снова и снова работать над восстановлением и укреплением доверия. Я слышал множество печальных историй о взаимоотношениях клиентов с бывшими психотерапевтами, которые злились на них за то, что те просто были не в состоянии довериться им.
Чем больше я понимаю важность этого, тем чаще использую межличностный, или отношенческий, подход. Другими словами, я считаю, что качественные отношения клиентов со мной могут предоставить им корректирующий эмоциональный опыт, который позволит им избежать жизни, обреченной на поверхностные отношения, или, что еще хуже, на социальную изоляцию и отчуждение.
Более того, я замечаю, что без укрепления доверия ко мне клиенты с кПТСР насторожено воспринимают мою помощь, не отвечая взаимностью на проявления эмпатии.
В связи с этим я опишу четыре ключевые характеристики отношений, которые, на мой взгляд, необходимы для развития доверия, опираясь на отношенческий подход. Он включает в себя эмпатию, подлинную уязвимость, диалогичность и совместное восстановление отношений.
1.Эмпатия
Раньше я предполагал, что преимущества эмпатии очевидны, но, к своему сожалению, узнал, что бывает психотерапия и без эмпатии. В связи с этим я просто констатирую, что, если мы мало или совсем не проявляем эмпатию к своим клиентам, то вызываем у них то же самое чувство опасности и заброшенности, которое они пережили со своими родителями.
В этом отношении мне понравилось определение Хайнца Кохута: “Эмпатия заключается в погружении в психологическое состояние другого человека путем чувствования чужого переживания”
Когда я достаточно глубоко погружаюсь в переживания клиента, независимо от того, насколько озадачивающими и несдержанными они кажутся поначалу, я неизбежно нахожу в них психологический смысл, особенно когда распознаю в них составляющие эмоциональной регрессии. Честно признаюсь, что никогда не встречал чувства или поведения, которые бы не имели смысла, особенно если их рассматривать через призму переноса и травмы.