— Что смешного? — в конце концов спросила жена.
— Если кричишь — значит с тобой всё нормально, — ответил он.
— Дуралей, — сказала Ленка, но больше не плакала.
Из зала они слышали, как сын дёргает и дёргает ручку входной двери (защёлку замка Игорь снял, так, что её нельзя было открыть голыми руками). Лена схватила телефонную трубку и принялась с остервенением набирать номер. Игорь слышал, как трубка вопит истеричным женским голосом. Жена, прикрыв её ладонью, прошептала: «это Лерка».
Лерке было совсем плохо. Слава превратился в угрюмого молчуна, который только и делал, что наполнял желудок водкой, а лёгкие — сигаретным дымом. Он больше не запирался в комнате, не закрывал дверь, но всё ещё сидел там, как огромный паук в своей паутине, раздумывающий, как добраться до двух мельтешащих в углу мошек. Ей было страшно, в то время как малышка сохраняла самый блаженный вид из всех, что может принять человеческое лицо.
— Пускай она оттуда бежит, — сказал Игорь. — Только не к нам. Куда-нибудь к подругам.
Лена тщательно прикрыла трубку ладонью. Голос её звенел, как кубики льда на дне стакана.
— Примерь на себя сначала его шкуру, Гошик, прежде чем такое говорить. Ты тоже можешь в любой момент сорваться. Если бы ты сидел там, на стуле, и выпивал стакан за стаканом, а твоя женщина обсуждала тебя в этот момент по телефону у тебя на глазах… если бы мы с Кириллом хотели от тебя сбежать — что бы ты сделал?
Это оказалось неожиданно легко. У человека, в чьих венах, следуя банальной метафоре, вместо крови течёт алкоголь, особенная логика. Кажется, будто всё острое внутри тебя затупляется, и требуется больше усилий, чтобы вращать шестерни жизни.
— Клади трубку, — сказал он. — Скажи ей, чтобы больше никуда не звонила. Пускай… пускай тогда попытается найти с ним общий язык.
Лена смерила его долгим взглядом и продолжила разговор по телефону. Сказала несколько утешающих слов. И только после того, как Игорь прибавил: «Я серьёзно», Лена положила трубку.
Она ощутимо горбилась, волосы неопрятными космами свисали на грудь.
— Все остальные тоже, — сказала Лена после нескольких минут молчания.
— Тоже — что?
— Тоже пытаются выбраться из дома. Дети. Все, кто может ходить. Мамаши в панике.
— А что младенец?
Ленка изменилась в лице.
— Всё так же.
— Послушай, Ленк, — Игорь глубоко вздохнул. — Мы должны попробовать выпустить его. Только не кричи. Выпустить и посмотреть, что он будет делать. Куда пойдёт.
Конечно же, она ответила «через мой труп — может быть» — что ещё могла сказать мать?
Вдохновлённый одним, пусть и сумеречным успехом, Игорь терпеливо продолжил, держа между ладонями её руку и трогая пальцами костяшки.
— Каждый час, который мы все втроём проводим здесь взаперти, только усугубляет ситуацию. Ничего не меняется. Вот представь, допустим, ты тонешь на пляже где-нибудь в Греции. С каждой секундой всё хуже, ты захлёбываешься, а на помощь позвать боишься, потому что ты здесь без визы и вообще международный преступник. Что будет, если тебя спасут? Вдруг тебя кто-нибудь узнает?
— Где ты нарыл этот свой талант красноречия? — холодно спросила жена. — У тебя же его отродясь не было. Звучит неуклюже.
Игорь улыбнулся половинкой рта.
— Это я сам пытаюсь вроде как позвать на помощь. Видишь, не успел я рта открыть, а ты уже обвинила меня в неуклюжести.
Лена вздохнула.
— И куда, как ты думаешь, он пойдёт?
В голове Игоря раскручивались какие-то шестерёнки.
— Может, не дальше подъезда. Может, ему приспичило… ну я не знаю… оторвать хвост коту, что завёлся этажом ниже.
— Почему ты не хочешь просто подождать? Ведь ничего же страшного не происходит. Пока не происходит.
Лена произнесла это с видимым усилием — Игорь понимал почему. Кирилл чертовски пугал их обоих. Материнский инстинкт — сильнейшая вещь на свете, любой страх будет втоптан им в грязь без малейших колебаний. Но и у страха есть дуля в кармане. Он может расти. И он будет расти, пока не перессорит их с женой в пух и прах, пока не выдавит их из дома, разбитых, раздавленных, сорвавших ногти и голос в нескончаемых склоках.
— Пассивное ожидание никогда не приводило ни к чему хорошему. Послушай, — Игорь набрал полную грудь воздуха, — ты же у меня умница. Ты прекрасно всё понимаешь. У меня лично руки чешутся, чтобы что-то делать, и если это будет просто поход в магазин за яйцами, я сойду с ума.
В её глазах зажёгся лихорадочный огонёк надежды.
— А вдруг пока мы будем там, на улице, придут врачи?