От улыбки Кирилла, как будто нарисованной на лице, тем не менее, разило молниями.
— Когда ты услышишь Голос, тогда поймёшь. Я не могу сказать слепому, что такое свет. Когда ты прозреешь — увидеть всё сам.
Игорь до хруста сжал кулаки. И тут же почувствовал прикосновение к запястью. Ленка ничего не говорила, просто коснулась пальцами. Подушечки её холодны, но само касание… иное. Не такое, как в последние дни. Оно вызывало в памяти светлые моменты их совместной юности. И это вонзило копьё в грудь всех на свете сомнений. Глядя, как они истекают кровью, и печально думая, что он, возможно, сойдёт с ума, Игорь выразил согласие.
Кирилл сказал:
— Мы уже пришли.
Это был комната без детей. В противоположной стене — огромная металлическая дверь, похожая на проржавевшую насквозь крышку рижских шпрот. Застоявшийся воздух пах неприятно, вокруг какие-то машины, но эта дверь… За неё ещё предстоит заглянуть — внезапно понял Игорь. За этой дверью — ответ на вопрос, сможет ли он понять, что подразумевают под своим ненаглядным Голосом малыши, ставшие в одночасье серьёзнее взрослых. Разве это не великая награда для любопытных: приобщиться к новой мировой тайне? Игорь себя любопытным не считал, но раз уж судьба предоставила ему такой шанс, самое время развить в себе это качество. В недрах неопознанной машины что-то тихо урчало и щёлкало, будто в такт мыслям. Крайне неожиданный звук, учитывая, что электричества не было. Может, там скреблись мыши. Повсюду валялись спичечные коробки, некоторые из них выпотрошенные, многие промокли насквозь и вряд ли были способны послужить обществу. Наверху — решётки с неподвижными лепестками вентиляторов под ними, словно сад ржавых растений, растущих кверху тормашками.
Кирилл показал на лавку возле одной из стен. Игорь бережно усадил жену, после сел сам. Посмотрел на белую таблетку в протянутой руке сына.
— Зачем это?
— Ты должен уснуть. Это сильное снотворное.
— А что потом?
— Когда проснёшься, ритуал будет в самом разгаре. Будет новое место, которое ты узнаешь сразу. И ты сразу поймёшь, что делать.
— Не верю я в эти ваши ритуалы, — хмыкнул Игорь. Кирилл вежливо смотрел на него. Ждал. Идти на попятный было поздно. Ленка взяла его за локоть, и тогда, словно получив инъекцию храбрости, Игорь сграбастал таблетку и, зажмурившись, пробормотав про себя короткое «пустьвсёбудетхорошо», проглотил.
Это чувство, когда просыпаешься на шумной вечеринке, частично уже перешедшей в драку и оргию. Просыпаешься, чтобы хлопать глазами и ни черта не понимать. Просыпаешься и смотришь в белёный потолок, изучаешь прихотливый рисунок из сосулек на люстре, под их весом наклонившейся на одну сторону. Что это? Пространство за той дверью? Они впустили меня, но для чего?
Люстра, однако, кажется подозрительно знакомой. Да и чересчур светло для подземелья…
Игорь рывком сел, осознав вдруг, что голоса, звучащие на повышенных тонах, ему не мерещатся. Вряд ли это тот Голос, о котором весь день талдычил Кирилл… Мужской баритон, вызывающий в голове ассоциации с чем-то неприятным — на грани с отвращением. Что это может быть за человек? Он встречал его в своих странствиях по заброшенному городу, а возможно, встречал и раньше… с ним спорил женский взволнованный голос. Слов не разобрать.
Игорь хотел было уже пойти на голоса, но не успел даже спустить ноги с кровати. Он лихорадочно озирался. Подозрительно знакомые полки с размокшими кирпичиками книг, комки разбросанной одежды… детской одежды. Замок на стене, почерневший, похожий на тень от чего-то большого и уродливого. Это комната Кирилла в их с Ленкой квартире. Как он сюда попал? Чёрт… Голова как пыльный мешок.
Тряхнув головой и оглядевшись ещё раз, Игорь понял, что ошибся. Эта комната очень похожа на Кирюхину — но это не она. Воздух стоячий и густой как масло. Такой воздух может быть разве что в слабо вентилируемом помещении. В подземелье.
За муляжом окна будто бы свет фонарей, а на самом деле колышется под стеклянным колпаком керосиновой лампы пламя. Внутри страшно холодно. Линолеум на полу вздулся и пошёл волнами — не такой, как у них дома, но похож… очень похож. Замок нарисован прямо на стене и раскрашен в нужные цвета. Кто-то как следует расстарался, пытаясь придать подземному помещению сходство с их квартирой. Ничего себе, шуточки.
В тот момент, когда Игорь уже собирался спустить с Кирюхиной (или очень похожей на неё) кровати ноги, женщина закричала. Только теперь Игорь узнал голос Ленки. Он вскочил, поскользнулся на ледяной лужице, больно ушиб большой палец ноги о ножку стола, свалив с него неработающую настольную лампу. Короткий коридор, похожий на глотку ледяной рыбины, протолкнул его в зал, где чей-то извращённый ум воссоздал обстановку жилого помещения с точностью до чашки с яблочными огрызками и шелухой от семечек на столе. Кто-то не поленился притащить даже шкаф с книгами жены и пыльным бабушкиным фарфором или, по крайней мере, нашёл очень похожий. «Это же дети, всего лишь дети», — беспомощно подумал Игорь, оглядываясь. Многие предметы, словно массовка, набранная в последний момент из толпы зевак, были не тем, чем они должны были быть: к примеру, место плюшевого медведя на софе занимал плюшевый заяц, изрядно потрёпанный и со следами собачьих зубов на шее, на месте булыжника интересной формы, который Кирюха как-то привёз с моря, лежал булыжник самый ординарный, родные братья которого валяются в любом Самарском дворе. Вместо стаканчика для карандашей — подходящий по цвету и форме стакан из-под китайской лапши, вместо подушечки для иголок — кусок мыла. И так далее, и так далее. Стулья все разные, но стоят ровно на тех местах, где Игорь их оставил, навсегда покидая квартиру.