Она села за руль. Пока ехала, наблюдала за едущим следом автомобилем. Даже на расстоянии присутствие Кораблева немного успокаивало. Нормальный парень, судя по всему. Сколько ему лет? Если капитан, значит, поднимается по карьерной лестнице и хорошо себя чувствует на своем месте. Ну и, конечно, когда дядя Том твой друг, а тем более родственник, считай, что тебе очень повезло по жизни.
Перед поворотом к дому Надя посигналила Кораблеву, давая понять, что приехала. Вот уже целую неделю ворота стояли открытыми из-за поломки электроники. Наденька выяснила в управляющей компании, что в связи со сменой охранного агентства, будет меняться и кодовая система, а ворота начнут работать со дня на день. Надя припарковалась на свободном месте неподалеку от автомобиля Ржевского, который дожидался своего хозяина, сверкая лакированными черными боками.
При мысли о Павле, Надя испытала укол в самое сердце. Она положила руки перед собой и уткнулась в них лбом, желая дать волю новому приступу самобичевания. Но в окно постучали, и Надя опять увидела Кораблева. Теперь, при свете уличных фонарей, она смогла лучше разглядеть его. Простоватое, но симпатичное лицо, усыпанный веснушками нос и заметная лопоухость в целом выглядели весьма располагающе.
— Я смотрю, вас опять накрыло? — без тени ехидства спросил капитан.
— Нет-нет, — вздохнула Надя, — просто…
— А нет ли у вас случайно водки?
Наденька хмуро посмотрела на Кораблева.
— Случайно нет. Я же говорила, что не пила! Я вообще подобные напитки не употребляю. И уж тем более, за рулем.
— А надо бы. Теперь можно. И нужно. Вы вон промокли насквозь, губы синие.
Наденька осмотрела себя в зеркало и пожала плечами. К чему ей теперь следить за своей внешностью? Вернее, для кого? Тот, кого она любила, променял ее на другую…
— Э, да вы совсем расклеились! — воскликнул Кораблев и потопал к своей машине. Через минуту он вернулся и сел рядом с Наденькой. В руке у него была бутылка. — Вожу с собой на всякий случай, — объяснил он, скручивая крышку.
— Чтобы женщин спаивать? — шарахнулась от него Надя.
— Скажете тоже! Стекла протереть или вместо омывайки залить. Зимой замок иногда замерзает, так тоже помогает… — пожал плечами Кораблев. — Вы хлебните. Только глоточек, чтобы поднять боевой дух. А потом домой идите.
— И вы, вероятно, увяжетесь за мной? Чай, кофе, все дела? Так сказать, в благодарность?
— Да что с вами? — удивленно приподнял брови капитан. — Дядя Том дал четкие указания на ваш счет, и вообще… — Кораблев выдохнул и отвернулся.
Упоминание о дяде Томе немного успокоило Надю. В конце концов этот Кораблев был прав. Боевой дух поднять не мешало бы. Она обхватила бутылку двумя руками и поднесла к губам. Сделав большой глоток, закашлялась и согнулась пополам, тряся головой.
— Ну как, хорошо пошла? — заботливо спросил Кораблев.
Наденька замычала, на глазах ее выступили слезы, а щеки заалели.
— И сразу теплее стало, да? Не благодарите! — Кораблев похлопал Надю по плечу и взялся за горлышко поллитровки, но Наденька вцепилась в нее мертвой хваткой. Наконец Денису удалось забрать бутылку, расцепив ее пальцы. Он потряс ею перед Наденькиным носом и сказал на прощание: — До следующего раза оставлю, а то напьетесь еще. Идите домой, Надежда Николаевна, выспитесь хорошенько, ладно? Спокойной ночи!
Облизывая горящие губы, сквозь туман в глазах Наденька смотрела, как уезжает автомобиль Кораблева. Затем на ватных ногах подошла к подъезду, доковыляла до лифта и поднялась в квартиру. Кое-как умывшись, она стянула одежду и, ничего не соображая, повалилась на кровать, где тут же уснула, завернувшись в покрывало и подложив под щеку махровый халат Ржевского.
Глава 4
Сквозь сон тянусь к тебе, мой милый,
Не чуя рук, спины и ног.
О боже, дай скорее силы!
Но встречу вдруг прервал звонок…
… Он прикоснулся к ее обнаженному плечу — тепло ладони согрело кожу. Убрал прядь с ее лица, затем склонился и оставил легкий поцелуй на щеке…
Тягучее томное желание тут же окутало ее бедра, теплой волной ударило в колени и живот. Дыхание перехватило, как всегда, когда он был рядом. То, что давало ей силы, вселяло уверенность в своей красоте и манкости, находилось в его умелых сильных руках. Казалось, еще одно прикосновение, еще один поцелуй, и она взорвется на миллион радужных осколков абсолютного счастья.
— Ржевский…
Легкий холодок пробежался по обнаженной коже, от чего желание стало только сильнее, а ощущения острее.