Конечно, она красива, но сначала все качества красоты в ней отрицаются, а затем всю ее красоту принимают. Если бы все не были так ленивы, они поняли бы, что красота есть красота, даже когда она раздражает и вдохновляет, а не только тогда, когда она принята и классична. Конечно, это чрезвычайно сложно, не более того, вспоминать, что вещь не была красива, когда она уже стала красивой. Из–за этого намного сложнее понять красоту произведения, если оно было отвергнуто, это мешает каждому понять, что его убедили в том, что произведению отказано в красоте, после принятия произведения. С принятием чувства времени автоматически приходит признание красоты, а после принятия красоты она никогда больше не терпит провал.
Начинать снова и снова — естественно, даже если это серия.
Начинать снова и снова и снова, объясняя композицию и время — это естественно.
К этому времени уже понятно, что всё — одно и то же, кроме композиции и времени, композиции и времени композиции и времени в композиции.
Всё — одно и то же, кроме композиции, и, поскольку композиция — другое и всегда собирается быть другим, всё — не одно и то же. Всё — не одно и то же, поскольку время «когда» композиции и время в композиции отличаются. Композиция — другая, это определенно.
Композиция — это вещь, которую видят все, живущие в жизни, которую они осуществляют, они — составные части композиции в момент их жизни в композиции времени, в котором они живут. Благодаря этому жизнь становится тем, что они делают. Ничто другое не отлично, в чем может быть уверен почти каждый. Время, когда, и время чего, и время в этой композиции — природное явление этой композиции, в чем, наверное, может быть уверен каждый.
Никто не думает об этом, когда создает, когда создает то, что является композицией, естественно, никто не думает, никто не формулирует, пока не сделано то, что должно быть сформулировано.
Композиция не там, она собирается быть там, а мы — здесь. С некоторого времени это естественно для нас.
Единственное, что отличается в зависимости от времени — то, что видно, а то, что видно, зависит от того, как каждый делает всё. Благодаря этому вещь, на которую мы смотрим, становится другой, и благодаря этому создается то, что делают из нее те, кто ее описывает, это создает композицию, это запутывает, это есть, это выглядит, это подобно этому, каким оно есть, это создает то, что видно, как оно видно. Ничто не меняется от поколения к поколению, кроме видимой вещи, создающей композицию.
Теперь немногие создают письмо таким, каким оно должно быть, и необходимо отметить, что самые решительные из них те, кто подготовлен с помощью подготовки, подготовлены так же, как мир вокруг них подготовлен и готовит их делать это таким образом, так что, если вы не возражаете, я снова расскажу вам, как это происходит. Естественно, никто не знает, как это происходит, пока оно более чем не начнет происходить.
Каждый отрезок жизни отличается от какого-либо другого отрезка жизни не таким образом, каким является жизнь, а таким образом, каким жизнь осуществляется, что, подлинно говоря, является композицией. После того, как жизнь была осуществлена определенным образом, все ее знают, но никто ее не знает, мало-помалу, никто ее не знает, поскольку никто ее не знает. Любой, кто создает композицию в искусстве, также ее не знает, они осуществляют жизнь и таким образом делают свою композицию тем, чем она является, это формирует их произведение таким, каким оно является.
Их влияние и их влияния одинаковы, поскольку из влияния на всех их современников как такового необходимо всегда помнить лишь то, что аналогия не очевидна, пока, как я говорю, композиция времени становится произнесенной таким образом, что она — это прошлое, а ее художественная композиция — классика.