– Вы на меня время не тратьте, – вновь наклонился к монитору Борник. – Я теперь умнее буду. Но, если честно, скажу вот что. Дотяну до освобождения если, справлю себе ноги. Если все срастется, как думаю, то уберусь куда-нибудь подальше от городов. В чащу лесную, теперь, слышал, есть деревеньки тех, кто по-старому живет. Где браслеты эти проклятущие не носят. Вот там мне место. Где меня за всякую пакость пришибить могут и где я без опаски из всякого пакостника мозги вытряхнуть смогу.
– Не все так просто, Борник, – отчего-то с сожалением проговорил Кидди.
– Да уж чего за простотой-то гоняться? – ухмыльнулся Борник и почесал закутанные в ткань культи. – Я жить хочу, майор. Жить. Как человек жить! Как думаете, успею еще? А если успею и настругаю мальцов с десяток, простится мне перед Богом частица моих пакостей? А что касается компрессии, мерзавец мне этот не понравился. Котчери. Он в капсулу эту нашего брата укладывает так, словно консервы закатывает. Оно, конечно, очень может быть, что мы другого подхода и не заслужили ни разу, только поверьте мне, майор, он вас так же закатывать будет. Или ерунду у нас бормочут, что и вы на недельку в этот домик в степи отправитесь?
– Не ерунду, – задумчиво пробормотал тогда Кидди. – Личное тестирование необходимо.
– Все на себе испытываете? – с одобрением ухмыльнулся Борник. – За это вас и уважают на зоне, майор.
17
– Просто, – утомленно вздохнул Билл. – Уснуть просто. Повторяю еще раз. Вы кладете под язык утвердитель, откидываетесь на спинку шезлонга и закрываете глаза.
– И засыпаем? – с сомнением понюхал утвердитель Кидди.
– Я плохо засыпаю, – пробурчал Миха, вытащил волоконце, неловко уложил его под язык, скорчил недовольную гримасу и закрыл рот.
– Это легко! – бодро прокашлялся Стиай. – Главное – под язык, а не наоборот!
– А если дождь? – поежилась Моника. – Как мы проснемся? Ведь дождь – это не испуг?
– Проснуться легко, – прищурился Билл. – Я объясню… там. А что касается дождя, не беспокойтесь, Сиф спит очень чутко. Она почувствует и легко сломает любой сон.
– Что значит «сломает»? – не понял Кидди.
– Тс! – прошелестел Билл, сунул утвердитель под язык и вжался, закрыв глаза, в спинку кресла.
Сомкнул толстые губы Стиай. Закрыла глаза Сиф. Засопел рядом Миха. Кидди еще помял прозрачный отрезок, снова понюхал его, покатал между пальцами, откинулся назад и положил в рот. Утвердитель тут же начал таять, как полоска льда. «Лед не бывает полосками», – поправил себя Кидди и стал смотреть в небо, думая, следует ли ему закрывать глаза или нет. Он моргнул, чувствуя, что веки тяжелеют, но небо не менялось. Все те же облака ползли со стороны океана куда-то в глубину материка, чтобы или пролиться дождями, или просто пересечь несколько тысяч километров суши, ободрать бока над далекими горами и снова скрыться над океаном. Правда, уже другим. Кидди снова моргнул, снова, небо помутнело, хотя облака были все те же, вот уже и ветер показался жарким, Кидди зажмурился, хотел смахнуть с плеча плед, но не нащупал его, так же как и подлокотников кресла. Внезапно он понял, что сидит на песке.
Это не могло быть сном. Независимо от того, что Кидди никогда не видел снов, если не считать снами короткие мгновения, в которых он проваливался в распахнутую бездну и до утра глох в кромешной темноте, это не могло быть сном. Скорее сном был недолгий пикник на берегу океана, складные кресла, дом на стальных спицах, совершенная Сиф, несчастная Моника, улыбчивый и отчего-то в последние мгновения неприятный старик с прозрачными корешками в пакетах. Там был сон, а здесь твердая, отчетливая явь, оставляющая отпечаток каждой песчинкой, врезавшейся Кидди в ладонь.
Он оторвал взгляд от неба, которое вдруг стало странно белесым, хотя облаков в нем не оказалось, повернулся, зажмурился от слепящих лучей солнца, только начинающего взбираться по небосклону, и внезапно почувствовал все сразу – и жар светила, и сухость воздуха, и ощутимый холод, который все еще таился в песке, но стремительно таял и улетучивался. Смазанная далеким расплывчатым горизонтом рыжая равнина лежала волнами, словно смятое одеяло, но дальше, там, где она соединялась с выцветшим небом, мутной, вероятно непроходимой стеной высились горы. Гораздо ближе, в километре или в двух, резкими тенями выделялись то ли развалины, то ли груды камней; перед ними растопырило черные ветви мертвое дерево или что-то напоминающее мертвое дерево, а дальше, направо, налево, вперед, назад – ничего. Только песок.
Кидди облизал сухие губы, недоуменно оглянулся. Сейчас, в эту самую минуту, он был уверен, что Билл дал им наркотик. Кидди никогда не слышал о подобных видениях, но счесть происходящее сном – не мог. Окружающий его пейзаж был не просто реальностью, он был гораздо реальнее всего, что когда-либо видел Кидди. Или его чувства обострились до предела?