Кидди встал, поднял воротник куртки, хотя возникло желание немедленно ее снять, но все говорило о том, что еще пять-десять минут под жаркими лучами и неприкрытая кожа сползет клочьями.
Вокруг не было никого.
На мгновение Кидди испытал ужас. Жажда донимала все сильнее. Светило не оторвалось от горизонта и на ладонь, а уже становилось трудно дышать. Закричать мешало только одно: Кидди был почти уверен, что где-то рядом находится невидимый наблюдатель, который только и ждет от него проявления слабости, паники, трусости. Не о трусости ли Билл говорил только что? Кидди коснулся чиппера, но он лежал на запястье бесполезным украшением. Контакт не появился, голос диспетчера опекунства не прозвучал.
«Успокойся, – сказал себе Кидди. – Умереть тебе никто не даст. Если это сон, то чиппер и не должен работать. С чего это он должен работать во сне? Точнее так: он может работать во сне, а может и не работать. Это ничего не значит. Главное, что он работает там, наяву, на руке спящего Кидди, на моей руке. С ним ничего не может случиться. Он не может сломаться, не может слететь с запястья. Главное в том, что сплю я или действительно отправился в какое-то странное путешествие, но мое тело осталось на месте, в кресле, на моей руке чиппер, и любые изменения давления, пульса, температуры, любые сколько-нибудь серьезные сбои в работе организма немедленно вызовут тревогу, и вскоре возле тела появится спасательная служба опекунства. Точно так! Еще в академии Миха несколько раз забывал переключить чиппер перед сауной, и всякий раз это заканчивалось прибытием медицинского патруля».
Кидди усмехнулся воспоминаниям, но тут же ясно представил себе берег океана, дом Билла и почему-то пустые кресла. Ужас вновь заколол в сердце, Кидди расстегнул куртку и быстрым шагом направился к развалинам, досадуя, отчего же он не просыпается, как обещал Билл? Или он недостаточно испуган?
Добраться до развалин оказалось непросто. Ноги то вязли в песке, то ступали по твердой корке. То и дело Кидди ловил себя на ощущении, что песок шевелится, струится, словно там, в глубине, перемещались какие-то тела, что-то дышало в толще песка и даже неслышно переговаривалось, ухая и скрипя. Порой он даже останавливался, замирал на месте, вглядывался под ноги, но если и видел какое-то движение, то им неизменно оказывался бег уносимых ветром песчинок. Ложбина сменяла ложбину, солнце уже не пекло, а обжигало, и Кидди вынужден был вытащить из-под куртки рубашку и замотать ею голову. «Глупо, глупо, глупо», – монотонно повторял он себе под нос, высвистывая в такт какую-то мелодию и чувствуя, что песок стремительно нагревается и скоро прожжет подошвы ботинок насквозь. Два километра обратились пятью. Не раньше чем через час в стороне осталось дерево, которое вблизи больше походило на обугленный остов строительного механизма, развалины приблизились настолько, что были отчетливо различимы какие-то арки, колонны, обвалившиеся стены. Раскаленный песок уже, казалось, изменил цвет, когда Кидди наконец добежал до почти утонувшего в нем обломка стены и нырнул в спасительную тень. Тяжело дыша, он прислонился к камню и тут же упал на руки. Стена успела прогреться насквозь. Кидди стянул с головы рубашку и уставился в небо. Мучительный страх забился в груди и висках, заныл в коленях, но он вновь не проснулся! Еще часа три-четыре, и светило доползет до зенита. Лучи упадут вертикально вниз, и жалкие обломки камня не спасут Кидди. Только он не дотянет до полудня. Он погибнет раньше, потому что уже теперь не может не только стоять, он не может дышать. Горячий воздух обжигает глотку, высушивает его изнутри!
Кидди попытался сглотнуть несуществующую слюну, поднялся на дрожащих ногах. Что там сказал Билл? Проснуться легко? Как легко? Как проснуться? Ущипнуть себя? Зачем? Разве может боль заставить выбраться из этого морока, если она и так присутствует в его теле – печет ноги и плечи, лохмотьями сдирает кожу с ушей и рук? Как проснуться? Что он знает о снах? Что там рассказывал Томас Брюстер, когда наконец оторвался от заботливой чернокожей мамочки и оказался в одной комнате с четырьмя молчаливыми сокурсниками, которым еще только предстояло стать его друзьями? Что он рассказывал о кошмарных снах, преследовавших его в детстве? Как избавлялся от ночных ужасов? Осознавал, что спит, и его сон распадался на лоскуты, рвался, как ветхая ткань? Так разве это ветхая ткань? Не проще ли было разорвать ветхую ткань той яви, в которой Кидди выбрался с Михой и Моникой на пикник к океану? Холодный берег гораздо больше заслуживал признания в нереальности и зыбкости, чем этот раскаленный песок!