Миша с удивлением глядел на гостя.
— Ах, вот оно что? — Глаза Чубаристова налились кровью. — Драки тебе захотелось?
— Не-ет! — завизжала девушка. — Не трогайте его!
Не обращая на нее никакого внимания, Виктор бросился к Подколзину, сбил его с ног, подмял под себя и начал наносить безжалостные удары по лицу, груди, ребрам и вдруг… будто очнулся от тяжкого сна.
Рука, взлетевшая для удара, обмякла и упала.
Чубаристов оставил Подколзина и уткнулся в стену лбом.
У Лины началась истерика. Рыдая, она вжалась в крошечный закуток между вешалкой и тумбой для обуви и с ужасом смотрела на Чубаристова. Распластанный на полу Михаил пошевелился, затем приподнялся на локте.
— Сзади нападают только последние сволочи и трусы, — он сплюнул кровавой слюной. — А еще следователь…
— Простите меня… — жалко улыбнулся Виктор. — Я не хотел… Я помогу. Где у вас тут бинт?
…За окном уже рассвело. Приняв успокоительное, Лина ушла в спальню. Чубаристов с Подколзиным остались на кухне. Они сидели обнявшись на узеньком плюшевом диванчике и приканчивали третью бутылку лимонного «Абсолюта».
— Ты знаешь, дружище… — Виктор заботливо поправил повязку, съехавшую Михаилу на лоб. — А я ведь сегодня чуть не застрелился…
— Кончай брехать! — поморщился Подколзин. — Ни хрена бы ты не застрелился.
— Чес-с-с слово! — Чубаристов ударил себя кулаком в грудь и закашлялся. — Что, не веришь?
— Какая тебе разница, верю я или не верю? Но факт налицо — ты жив и невредим. А факты, сам знаешь, вещь упрямая.
— Хороший ты мужик, Мишка… Мишка — это ведь медведь, да?
— Да.
— Мужик и ахнуть не успел, как на него медведь насел, — сказал Чубаристов.
— И ты вроде мужик ничего, — сказал Подколзин, — только горяч очень.
— Я не мужик. Я — Боров.
Суббота. 6.37–7.22
Звонка так и не было. Клавдия задремала у телефона. Ей снился какой-то странный, веселый сон, и она во сне думала:
«Как не стыдно! Дочь украли, а я веселюсь».
Разбудил ее Федор.
Клавдия открыла глаза.
— Что?
— Смешно, да? — почему-то обиделся муж. — Чего улыбаешься?
— Это просто сон. Это я во сне…
— А ты знаешь, что Гагуева убили?
Честно говоря, Клавдия всегда недолюбливала этого генерала-сепаратиста. Пыталась понять, вникнуть в желание небольшого народа завоевать свою независимость, даже оправдать хотела — не получалось. Независимость и свобода никак не хотели становиться рядом с захваченными больными и женщинами-роженицами.
Вроде бы давно Гагуев был объявлен преступником, человеком вне закона. Клавдия до последних дней удивлялась, как это его не могут изловить?
Теперь-то она понимала, что наши разведчики не только не охотились за мятежным генералом — они берегли его пуще зеницы ока. Гагуев прямо говорил, что если с ним случится хоть что-нибудь, содрогнется мир. Он имел в виду не только терроризм.
Разоблачительными документами он держал в руках кого-то весьма могущественного на самом «верху».
Вот почему так безжалостно охотятся за этой поганой ХРЮКАЛОНОЙ.
В руках у Клавдии оказалась судьба кавказской войны.
— Что ты сказал? — переспросила Клавдия.
— Гагуева убили, — повторил Федор мрачно. — Только что по радио передали. Вроде ракетой с самолета попали в телефон.
Клавдия почувствовала, что земля под ней закачалась.
Нет, Гагуева ей не было жаль. Она поняла, что тайну кавказской войны увели у нее из рук. И это еще означало, что Ленка, возможно, уже…
Клавдия медленно поднялась. Федор темной тенью стоял у нее за спиной. Он тоже все понял.
— Федя… — выдавила из себя Клавдия.
— Нет… — замотал головой муж. — Нет!
— Федя… Держись, Федя. Еще ничего не ясно… Не надо думать о плохом.
— Я ненавижу тебя! Я тебя ненавижу! — зашипел муж ей в лицо. — В принципиальность хотела поиграть, да? Гарантии тебе были нужны? Хотела изловить преступников? Теперь имеешь? Или ты сама этого хотела?
Клавдия ударила его наотмашь. Он подался назад и чуть не свалился. Но в узком коридорчике он только привалился на противоположную стену спиной.
— Что ты несешь? Идиот! Что ты несешь? Зачем ты отпеваешь Ленку? Они обещали позвонить! Они обещали сообщить! — кричала Клавдия, понимая, что эти соломинки уже давно утонули, что она утешает только себя. Что сама она не верит в порядочность подонков. Что готовиться надо к самому худшему. Она кричала и била мужа по рукам, по плечам, потому что тот не только не верил ей, но еще и обвинял.