Об остальном Клавдия даже боялась думать. Ее эксперименты дали самые моментальные результаты и самые жестокие.
Или нет?
Она бросила мужа и метнулась к телефону.
Чубаристова опять не было. Игорь тоже не звонил. А ведь прошло уже… Сколько уже прошло?
И Максим не возвращался.
— Я еду. Я найду, — бормотала Дежкина, натягивая на ноги сапоги.
— Куда ты? — спросил Федор.
— На работу. Буду заводить дело.
— Сегодня суббота, выходной, — напомнил Дежкин.
— Ну и что? У нас нет выходных.
«Нет-нет, все еще не так плохо, — думала она. — Я тыкала пальцем в небо, а оказалось, в самую десятку. Первым делом надо найти Ираиду. И вытрясти из нее…»
Клавдия застыла, так и не застегнув сапог.
«Зачем мне эта Ираида? Она сейчас зарылась в самую глубокую нору. Да и не знает она ни черта. Успокойся, Дежкина. Подожди, скоро все разъяснится. Теперь-то уж все разъяснится. Теперь все скоро встанет на свои места. Вот только Ленка…»
Телефонный звонок прозвучал как взрыв.
— Алло! Да!
Звонил сын.
— Ma! Это я. Довел! Внутрь пройти не могу. Это уж по твоей части. Не звонили?
— Нет, Макс, — ответила Клавдия. — Где это?
— Лубянка, мама, как и было предсказано.
— Он только что вошел?
— Нет, уже часа два как…
— Что ж ты не звонил?
— Я думал, он выйдет, думал, придется дальше следить.
Все сходилось. Удивительно, что так оперативно сработали.
Клавдия почувствовала, что ее одурачили со всех сторон.
Или все-таки она их одурачила?
Смерть Гагуева отчерчивала однозначно — одурачили Дежкину.
— Возвращайся, Макс, — устало сказала Клавдия. — У нас не очень хорошие новости.
И положила трубку.
Суббота. 3.45–4.11
Алпатов старался не смотреть на диван.
Он не спал уже несколько ночей подряд. С тех самых пор, как Карапетян вдруг выплыл в Москве, хотя должен был явиться на явку в Грозном.
Мовлад сообщил, что Карапетян уходил из отряда шумно. Завалил чуть не с десяток боевиков. Зачем? Неужели не догадывался, что в штабе Гагуева сидит наш? Или что-то этим хотел сообщить, минуя соглядатая?
Мовлад докладывает, что Карапетян его, скорее всего, раскрыл. Значит, Карапетян хотел сказать прямо Москве.
Аналитическая группа ломала голову над всеми этими осколками.
Алпатов догадался сразу — Карапетян Мовлада не вычислил. Ушел шумно без всяких знаков — просто хотелось пошуметь. И решил идти прямо к Президенту. Все проще, естественнее, господа контрразведчики. И пошел с этими выводами к Главному.
А тот, хитрюга, еще советской закваски! Свою задницу никогда не подставит.
— Хорошо, говорит, возможно, вы и правы. Но Саперов — опытный контрразведчик, будете работать параллельно. Он поведет свою версию, вы — свою.
— А кто будет координировать?
— Саперов, как старший по званию.
И все. Он ни при чем.
Саперов тут же послал группу в Грозный и на границы с мятежной республикой, а Алпатов стал ждать Карапетяна в Москве.
Тот появился довольно быстро. Алпатов мог праздновать победу. Его версия срабатывала. Карапетяну на хвост посадили троих топтунов. Не очень-то те и скрывались. Это уже Саперова заслуга: вдруг решил полковник, что Карапетян от кавказских киллеров уходит. Топтуны должны были дать знать ему, что он под защитой.
А Карапетян стал от топтунов уходить. И вертеться вокруг Президента.
Опять прав был Алпатов. Снова пошел к Главному.
— Давайте пропустим его до Чернова, — предложил. — Уж Чернову-то он раскроется. А то ведь можем и упустить. Ляжет на дно, потом ищи-свищи.
— Ну, вы решите там. Что ж мне в разные детали вникать?
Саперову идея с Черновым не глянулась.
— Нет, — сказал, — будем брать.
— Да ведь уйдет, а не уйдет, так выдави потом из него информацию…
«Информация» — так целомудренно называли в ведомстве эти взрывные документы. Алпатов понимал, что ему даже взглянуть на них не дадут. И, черт возьми, понимал Карапетяна. Действительно, соблазн большой — бухнуть всю папку на стол Президенту, решай, мол, сам!
— Не боись, все будет тип-топ, — успокоил Саперов.
Алпатов ненавидел это «тип-топ». Он ненавидел и Саперова. И вдруг ловил себя на том, что иногда так же, как тот, говорит и так же думает.
Седьмого ноября решили брать Карапетяна.
Повели его от дома. Он сразу почувствовал слежку. Как потом докладывали топтуны, несколько раз мог уйти. Особенно в толпе демонстрантов.
А потом вдруг сам дался в руки.