Макс засел за свой компьютер. А муж почитывал на кухне газеты.
Жизнь входила в обычную колею. Словно и не было этих страшных десяти дней.
Белье Клавдия вешала на балконе, а то, что не умещалось, несла в специально построенную в доме общую сушилку. Она эту сушилку не любила, потому что здесь иногда пропадали вещи. Кроме того, тут обожала тусоваться подростковая команда всего микрорайона. А после них белье приходилось иногда не то что перестирывать — выбрасывать. Но деваться было некуда. Кухонные полотенца и скатерть на балконе и в ванной не уместились.
Клавдия взяла фонарик, потому что в сушилке лампочки не задерживались. Хотела попросить Макса, чтобы помог, но тот влип в компьютер и только твердил:
— Сейчас, ма, сейчас…
Пришлось самой. Только вернулась, звонок в дверь.
Федор даже забыл о своем обете молчания. Выглянул в коридор:
— Кто это?
Клавдия знала, что всегда, прежде чем открывать дверь, надо посмотреть в глазок, но привыкнуть никак не могла. Поэтому раскрыла и ахнула — Лина и Миша Подколзин.
— А-а-а! — закричали они так, что Макс мигом от своего компьютера отлип и вылетел из комнаты.
Игоря тоже обуяло любопытство.
— А мы к вам! — смеялся Подколзин. — Ну-ка, бросайте все дела. Пить будем, гулять будем!
Клавдия не узнавала Лину — та сияла, как весеннее солнышко.
Стали накрывать стол, весело, споро, тень вчерашнего скандала растаяла в лучах дружелюбия.
Лина и Миша рассказывали о странном визите Чубаристова. Миша Виктора защищал. Потом Макс увел мужчин к компьютеру.
— Как там Илья? — шепотом спросила Лина, когда женщины остались на кухне одни.
— Давно не заглядывал. Вот, может, сейчас учует запах еды и придет.
Илья, бывший муж Лины, жил по соседству и каким-то чудом всегда подгадывал к застолью.
— Не боишься? — осторожно спросила Клавдия.
— Нет, — весело ответила Лина. — Чего бояться? Он хороший человек, но…
И в этот момент в дверь кто-то поскребся.
— А-а-а! — закричала Лина. — Легок на помине! Тащите его сюда, Клавдия Васильевна.
— Ты точно не боишься?
— Да глупости! Хотите, я сама открою?
Клавдия пошла к двери, но никакого Ильи там не было. Вообще никого.
— Испугался! — рассмеялась Лина, выглядывая из кухни.
Клавдия уже хотела захлопнуть дверь, но вдруг замерла.
Если бы она увидела в глубине коридора черта или инопланетянина, удивилась бы меньше.
В углу, пригнувшись, точно в боксерской стойке, маячил майор Алпатов.
— Вы? — спросила Клавдия, делая шаг назад.
— Да, это я. Не пугайтесь, пожалуйста.
И Клавдия тут же успокоилась. Нет, не от слов майора или кто он там. Просто Алпатов говорил шепотом, еле слышно. Значит, чего-то боялся. А Клавдия ничего не боялась, она была дома. А в доме были гости.
— Что вам надо? — спросила она.
— Помогите…
— Что? — не поняла Клавдия, потому что Алпатов это слово еле вымолвил.
— Вы можете мне… помочь?
— Я? Вам?!
— Клавдия Васильевна! — позвала Лина.
— Я сейчас! — Клавдия прикрыла дверь и подошла к Алпатову поближе.
— Я не понимаю вас, — сказала она.
Алпатов помотал головой.
— Вы пьяны? — наконец догадалась Клавдия.
— Я ранен, — сказал Алпатов и протянул Клавдии ладонь, которую до этого момента прижимал к боку. Ладонь была черная и скользкая.
Клавдия шагнула к нему, а он медленно стал сползать по стене на пол. Она не успела его подхватить. Он опустился на колени, уронив голову на грудь.
Полотенце, которое Клавдия приложила к его боку, тут же набухло от крови.
— Кто это вас? — Майор не ответил. — Подождите, я сейчас, я «скорую»… — но он схватил ее за руку:
— Лучше сами добейте.
«А он крепкий, — подумала Клавдия. — Или это шок?»
— Тогда я принесу йод и бинты.
— Это успеется. Если успеется, — сказал Алпатов. — Я не за этим пришел… Как говорится в одном одесском анекдоте, вы будете смеяться… Я принес вам ХРЮКАЛОНУ…
Майор засунул руку за спину и вытянул оттуда полиэтиленовый пакет с довольно фривольной фотографией голой девицы.
— Это те самые документы, — сказал он.
В более дурацком положении Клавдия еще не бывала.
Только вчера она кусала локти, что упустила ключ таким бездарным образом. Только вчера радовалась, что дочь осталась жива и почти невредима. Только вчера собиралась отомстить этому самому майору за все свои мучения. А теперь он пришел к ней, слабый, испуганный, жалкий. И ненависти к нему не осталось.