Что они хотели от нее? Может, перепутали с другой, а убедившись в этом, отпустили?
Версия, приятно исчерпывающая ситуацию, но, увы, малоубедительная.
Люся тем временем продолжала жаловаться на свою нелегкую секретарскую судьбину:
— Вон у меня подруга есть, Лорка, она всего-то в отделении милиции девушкой на телефоне работает. Так этой Лорке на день рожденья меховой воротник подарили, клянусь здоровьем, не вру. А я ему, представляете, рассказы на машинке перепечатываю, а он мне за это ни копейки не платит.
— Какие рассказы… зачем? — удивилась Клавдия.
За долгие годы службы она научилась слушать болтовню Люси вполуха. Но при этом умела извлекать нужную информацию, изредка попадавшуюся в тоннах Люсиной словесной шелухи.
— Хи-хи… вот и я думаю: зачем? — встрепенулась Люся, и лицо ее приняло заговорщицкое выражение. — Только это между нами: наш-то знаете, чем на досуге балуется?
— Понятия не имею.
— Ни за что не поверите! — заявила секретарша, но тон ее утверждал, что поверить придется, и еще как. — Угадайте! Детективные рассказы пишет про милицию, вот!
— Кто пишет рассказы? Анатолий Иванович? — Клавдия не смогла скрыть своего недоумения.
— Представьте себе, да! — подтвердила секретарша.
Дежкина покачала головой: ну и дела…
— А рассказы-то — дребедень, — сыпала горохом Люся. — Скукотища. Прям скулы сводит. Я его спрашиваю: вы что, Анатолий Иванович, печатать их в журнале, что ли, собираетесь? А он мне: ведь тебе нравятся рассказы, да? Одно слово — умора!
— Ну а ты? — спросила Клавдия. — Что ты ему на это ответила?
Люся вскинула бровки, словно удивляясь бестактности вопроса.
— А что я могла ответить? Сказала, конечно, что нравятся. Что перед сном читаю, заснуть не могу, — так интересно. А вы бы разве иначе ответили?
Дежкина осмотрела себя в зеркале — теперь вроде все в порядке.
— Ну, пошли.
— Минуточку! — остановила ее Люся перед дверью в кабинет. Сказала официальным тоном: — Минуточку, Клавдия Васильевна, я доложу о вас Анатолию Ивановичу. Присядьте.
Клавдия послушно присела. В конце концов, у каждого человека есть свои маленькие слабости. У горпрокурора, как выяснилось, это тайное графоманство. У Люси, его секретарши, — желание ежеминутно ощущать собственную значимость и незаменимость. Впрочем, может, Люсины претензии не столь уж и необоснованны: вон сколько городских прокуроров сменилось на посту за эти годы, а она, Люся, по-прежнему, как верный страж, охраняет приемную. Стало быть, ценный работник, не возразишь.
— Проходите, Анатолий Иванович ждет вас, — произнесла Люся, выходя из двери прокурорского кабинета.
Меньшиков встречал Дежкину стоя. Стоял и удовлетворенно потирал маленькие пухлые ладошки. На круглом и розовом, как у годовалого младенца, его лице сияла приветливая улыбка. Со стороны можно было бы подумать, что городской прокурор — само радушие и обходительность. Однако на поверку это оказывалось весьма обманчивым впечатлением.
Однажды Клавдия присутствовала на процессе по делу о хищениях в особо крупных размерах, где обвинителем выступал Анатолий Иванович. За давностью лет стерлись подробности, ушли из памяти лица защитника и судей, а подсудимый запечатлелся лишь темной сутулой фигурой на обшарпанной скамье. Однако обвинительную речь и поведение Меньшикова в ходе разбирательства Клавдия помнила в мельчайших деталях.
Его круглое добродушное лицо вдруг стало мужественным, речь — убедительной и образной. И главное, конечно, — доказательной. Подсудимый, несмотря на протесты адвокатов, получил все, что ему причиталось по закону. Услыхав приговор, Меньшиков громко захлопнул папку и, ни на кого не глядя, направился к выходу. У него был вид человека, выполнившего с честью свою нелегкую, но необходимую обществу обязанность.
Клавдия подумала тогда, что, несмотря на его стопроцентную правоту, она бы не хотела очутиться у него в подчинении. А вот теперь, надо же, Меньшиков был ее начальником и мог в любую минуту вызвать ее «на ковер».
— Рад, рад видеть, — воскликнул горпрокурор, жестом приглашая Дежкину присесть. — Отлично выглядите: свежая, выспавшаяся. В таком виде милое дело решать самые серьезные проблемы.
«Странно, — подумала Клавдия, — а ведь Люся утверждала, что Меньшиков нынче не в духе».
— Как движутся наши дела? — продолжал он, не меняя интонации. — Чем обрадуете?
— Радовать особо нечем, — призналась Дежкина. — Сплошная текучка. Вот по Тимохину завершаю…
— Это из «Чародейка-банка»? Давно пора.