доносит шепот с Печоры:
«Я семга.
Я шла к океану.
Меня перекрыли сетями.
Сработано было ловко!
Я гибну в сетях косяками.
Я не прошу, председатель,
чтобы ты был церемонным.
Мне на роду написано быть
на тарелке с лимоном.
Но что-то своим уловом
ты хвалишься слишком речисто.
Правда, я только рыба,
но вижу — дело нечисто.
Правила честной ловли
разве тебе не знакомы?
В сетях ты заузил ячейки.
Сети твои незаконны!
И ежели невозможно
жить без сетей на свете,
то пусть тогда это будут
хотя бы законные сети.
Старые рыбы впутались —
выпутаться не могут,
но молодь запуталась тоже —
зачем же ты губишь молодь?
Сделай ячейки пошире —
так невозможно узко! —
пусть подурачится молодь,
прежде чем стать закуской.
Сквозь чертовы эти ячейки
на вольную волю жадно
она продирается все же,
себе разрывая жабры.
Но молодь, в сетях побывавшая,—
это уже не молодь.
Во всплесках ее последних
звучит безнадежная
мертвость.
Послушай меня, председатель,—
ты сядешь в грязную лужу.
Чем уже в сетях ячейки,
тебе, председатель, хуже.
И если даже удастся
тебе избежать позора,
скажи, что будешь ты делать,
когда опустеет Печора?
Грохая тяжко крылами,
лебеди пролетели.
Хмуро глаза продирая,
встает председатель артели.
Он злится на сон проклятый:
«Ладно, пусть будет мне хуже!»
И зычно орет подручным:
«Сделать ячейки уже!»
Валяйте спешите, ребята,
киношники и репортеры,
снимайте владыку Печоры,
снимайте убийцу Печоры!
1964
ПАНОПТИКУМ В ГАМБУРГЕ
Полны величья грузного,
надменны и кургузы,
на коммуниста русского
нахмурились курфюсты.
Все президенты,
канцлеры
в многообразной пошлости
глядят угрюмо, кастово,
и кастовость их —
в подлости.
За то, что жизнь увечили,
корежили,
давили,
их здесь увековечили,
вернее,
увосковили.
В среду заплывших,
жирных
и тощих злобных монстров
как вы попали,
Шиллер,
как вы попали,
Моцарт?
Вам бы — в луга светающие,
вам бы —
в цветы лесные…
Вы здесь —
мои товарищи.
Враги —
все остальные.
Враги глядят убийственно,
а для меня не гибельно,
что я не нравлюсь Бисмарку
и уж, конечно, Гитлеру.
Но вяжу среди них,
как тени роковые,
врагов
еще живых
фигуры восковые.
Вон там —
один премьер,
вон там —
другой премьер,
и этот —
не пример,
и этот —
не пример.
Верней, примеры,
Да,
но подлого,
фальшивого…
Самих бы их сюда,
в паноптикум,
за шиворот!
Расставить по местам —
пускай их обвоскуют.
По стольким подлецам
паноптикум тоскует!
Обрыдла их игра.
Довольно врать прохвостам!
Давно пришла пора
живых
залить их воском.
Пусть он им склеит рты,