Ее тон будто резал ножом, но, к сожалению, это не произвело на Люциуса Малфоя ни малейшего впечатления. Он слегка повернулся в ее сторону, взгляд его холодно сверкнул, а губы дернулись в пренебрежительной усмешке.
— Уточняю: меня ни капли не удивляет, мисс Грейнджер, что такое негибкое, непродуманное и сложно выполнимое дополнение к закону придумали именно вы. Ничего более адекватного ожидать от вас, к сожалению, не приходится.
— Понятно. А вы, значит, предпочли бы, чтоб темные артефакты целиком и полностью оставались в руках своих владельцев. Оставались абсолютно неподконтрольно, не так ли? Ну… что сказать… От вас, мистер Малфой, я тоже ничего другого не ожидала, — Гермиона привстала со стула, намереваясь наконец-то уйти.
Было очевидно, что полноценного сотрудничества со знаменитым Пожирателем смерти сегодня точно не получится. Но окончательно сбежать Гермионе помешал стук в дверь и появление на пороге Розмарин Бленкинсоп, секретарши Шеклболта.
— Господин министр, простите, но по телефонной линии вас ожидает премьер-министр правительства маглов. По-видимому, у него имеются какие-то проблемы, связанные с приближающимся празднованием солнцестояния. Он настаивает на разговоре с вами.
— Что, прямо сейчас? — раздраженно бросил Кингсли.
— Да, сэр. На связи уже сам премьер.
Поднявшись со своего кресла, Шеклболт недовольно пробормотал себе под нос:
— Ну почему… почему он не может отправить сову, как любой другой цивилизованный человек? Чертов телефон! Ненавижу эту проклятую вещь, — он взглянул на Малфоя с Гермионой. — Я прошу извинить меня, но вы вдвоем вполне можете продолжить обсуждение самостоятельно. И постарайтесь к моему приходу не убить друг друга, — министр вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь.
Какое-то время они сидели и молчали, не глядя один на другого. И не решаясь нарушить повисшую в комнате тишину.
Прошло несколько минут. Гермиона почти готова была взорваться. Нет, конечно, она могла встать и демонстративно уйти. Но кто бы поручился, что этот эпатаж не осложнит ей жизнь, причем с понедельника? Им с Малфоем и впрямь было бы лучше прямо сейчас заняться этим чертовым законом. Она осторожно взглянула на него. Тот даже не обратил внимания, упорно разглядывая маленькую фигурку фарфорового дракончика, стоящую на столе у Шеклболта.
— Нет… Это какая-то нелепость… — начала Гермиона и добилась своего: Малфой перевел взгляд с дракончика на нее. — Давайте просто сделаем то, о чем просил министр. Обсудим спорные моменты закона.
В глазах ее оппонента мелькнуло победное ликование (девчонка пошла на уступки!). Уголки рта Люциуса Малфоя дрогнули в улыбке.
— И о чем же конкретно просил министр? Что нам нужно обсудить, чтобы покончить с этим скорее?
— Детали планируемого закона. По сути, вы являетесь владельцем редких и опасных артефактов, изворотливо сохранив за собой на это право, а мы сохраняем за собой право контролировать их. И если министерство обнаружит, что они используются, то вы отправитесь в Азкабан. По-моему, очень простое решение. В чем проблема?
— Хм… Как-то вот я все-таки думал, мисс Грейнджер, что вы должны быть умней.
Гермиона мученически закатила глаза.
— Ну и что не так в моем предложении?
— Вы должны знать, что некоторые магические предметы, особенно те, что связаны с наиболее темной частью нашей культуры, требуют регулярного профилактического осмотра и использования. Можно сказать, эдакого «проветривания», чтоб вам стало понятней. Иначе их темная мощь со временем становится все более и более концентрированной. И если я не буду регулярно использовать какие-то из них мягким и безвредным способом, то постепенно они станут очень опасными. А, согласно вашему новому закону, мне это будет грозить тюрьмой. Нелепость. Не находите?
— Но мы не можем допустить никаких нарушений закона. И соблюдать его строго необходимо.
— Я был уверен, что вы скажете именно это.
Выдерживать такое пренебрежительное высокомерие Гермиона больше не могла. Поднявшись с места, она решила сказать ему напоследок все, что думает, а затем наконец уйти.
— Мистер Малфой, вы должны понимать, что вам и так с трудом удалось избежать повторного заключения в Азкабан после недавней войны. И любого намека на то, что вы принялись за старое, будет достаточно, чтобы вас снова усадили за решетку. Что окажется причиной, скажу откровенно, моего безмерного ликования.
Люциус тоже внезапно встал и шагнул к ней. Он оказался гораздо выше, чем помнилось Гермионе, и та невольно отшагнула от его мощной фигуры, угрожающе нависшей над ней.
— Значит, безмерного ликования? Однако… какой злой у вас язычок, мисс Грейнджер. Возможно, вы не только завзятая бюрократка, умеющая иронизировать? Быть может, у вас имеются еще какие-нибудь таланты?
— Я не иронизирую, мистер Малфой, а говорю совершенно серьезно. После войны я от всей души надеялась больше никогда не увидеть вас. Думала, что вы будете гнить в тюрьме до конца своих дней. И сгниете там! Тем более что до сих пор не вижу в вас никакого раскаяния или сожаления, ни в чем не вижу. Вы были спасены благодаря лишь своей семье, Малфой. Семье, которая теперь, насколько я знаю, не желает даже общаться с вами. Не желает иметь ничего общего. Да и как можно винить их за такое отношение? Вам, наверное, очень больно от этого, да? А еще грустно, горько и одиноко… Боже мой, какая жалость, что итог оказался столь неутешительным.
Гневно раздув ноздри, Люциус сделал к ней еще один шаг, и Гермиона испугалась, что зашла слишком далеко. Сказать по правде, она понимала, что излишне резка, и даже не ожидала от себя такого, но… слов назад не вернешь, и потому упрямо стояла на своем.
— Знаешь, кто ты? Желчная языкастая сучка! Вот кто.
— Ну… как по мне, так я ничего слишком несправедливого и не сказала, Малфой. Особенно после всех тех оскорблений и унижений, которыми в свое время злоупотреблял ты. Боюсь, что это вообще самая малость, на которую я имею право.
Лицо Люциуса исказила странная гримаса, и он сделал еще шаг, оказавшись совсем близко. Сжав губы, Гермиона вздернула подбородок.
— Ай-я-яй… Кажется, я тебя недооценил. Грязнокровочка-то и кусаться умеет, оказывается, — зловеще промурлыкал он.
Рассвирепев, Гермиона бездумно подняла руку и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Гнев и ярость — вот что переполняло ее сейчас. Однако реакция у Малфоя была превосходной: он молниеносно перехватил поднятую ладонь, крепко сжав тоненькое запястье сильными пальцами. Гермиона начала яростно трепыхаться, пытаясь избавиться от живого наручника, что вызвало у Люциуса лишь саркастическую, но при этом самодовольную улыбку.