С этими словами он вновь с силой толкнулся внутрь. Так, что Гермиона упала спиной на стол и негромко вскрикнула, ударившись о жесткую столешницу.
Малфой склонился к ней.
— Скажи… что ты чувствуешь? — его красивое лицо было сейчас настолько близко, что она могла разглядеть каждую морщинку. — Тебе хорошо? Хочу услышать, каково это — трахаться с мужчиной, которого ты искренне ненавидела всего несколько минут назад.
Сейчас он двигался медленно и осторожно, даже не выходя из нее полностью. Гермиона с силой сжала мышцы влагалища и увидела, как лицо его дрогнуло от пробежавшей волны удовольствия.
— То, что мы делаем сейчас… оно… вообще за гранью. За гранью добра и зла. И все же… это что-то великолепное. Почти совершенное, — тихо прошептала она.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я собираюсь выдолбить из тебя все то, что было до меня?..
Гермиона еле заметно кивнула.
Малфой постепенно ускорялся все сильней и сильней. И Гермиона опять ощутила, как проваливается в какое-то необъяснимое чувственное буйство, незнакомое ей до сегодняшнего дня. Казалось необыкновенно странным, что буйство это неожиданно случилось от близости с мужчиной, которого она меньше всего могла представить рядом с собой. Казалось, их тела будто бы кто-то создал одно для другого.
Одной рукой крепко удерживая ее за бедро и не давая скользить по гладкой древесине стола, другой он потянулся к груди. Малфой вытащил из чашечки бюстгальтера одно из полушарий и принялся нежно играть с ним, постепенно сжимая набухшую ягодку соска чуть крепче. Все, что он делал с ней, казалось Гермионе божественным. Она знала, что уже балансирует на грани. Знала, что вот-вот провалится в блаженную радость оргазма. И не удержалась, снова опустив веки.
Люциус наклонился почти к самому уху.
— Открой глаза. Я велел тебе смотреть на меня.
Гермиона послушалась и тут же услышала жаркий шепот, обжигающий ушную раковинку.
— Хочу, чтобы ты кончила первой. Хочу увидеть и услышать, как ты кончаешь.
Теперь его толчки стали почти стремительными, и каждый из них приближал то, чего так хотел Люциус Малфой. Который, теряя над собой контроль, вдруг прошипел сквозь зубы, словно досадуя на самого себя:
— Я тоже чувствую тебя, девочка. Чувствую, как реагирует твое тело на каждое мое движение. И ты… ты подходишь мне… идеально. Как ты посмела, молоденькая и дерзкая сучка, как ты посмела стать лучшим, что я имел в своей жизни? Как смеешь заставлять меня желать тебя, восхищаться тобой, сходить с ума?
— Боже мой, не останавливайся, Люциус… — прохрипела Гермиона, с трудом осознавая, что впервые назвала его по имени. И ощутила, как он вздрогнул, услышав это.
Теперь они уже не размыкали объятий, крепко прижимаясь друг к другу. Только двигались и двигались, готовясь окунуться в желанный восторг разрядки.
— Ну же, Гермиона, ну же, девочка… Пора, — он слегка изменил угол проникновения, и Гермиона и впрямь поняла, что пора. Что долгожданный оргазм — вот он, накрывает ее с головой.
Она задрожала от ощущения, что растворяется на миллионы мельчайших частиц. Гермиона Грейнджер уже не была прежней собой. Она стала той чувственностью, которая и есть сама полнота жизни. И осознание это она обрела только сейчас. В объятиях Люциуса Малфоя. Который, ощутив ее содрогания, понял, что сдерживаться больше не может. Он толкнулся в нее еще несколько раз и наконец-то излился. Сильно и ярко. Теряясь в этой женщине и забывая в ней самого себя.
И только после этого они замерли, отчаянно пытаясь поскорее успокоиться и прийти в норму. Отстранившись, Люциус осторожно помог ей подняться и принялся приводить обоих в порядок. По мере сил Гермиона помогала ему, и все же в глубине души ощущала какое-то неясное разочарование. Ей не хотелось, чтобы все закончилось так быстро и скомкано. Хотелось еще какое-то время оставаться с ним. Рядом. Прижавшись телом к телу.
«Кажется, я сошла с ума, но мне хочется быть с этим мужчиной вечность…»
Но торопились они не напрасно. Не прошло и минуты с тех пор, как оказалась застегнутой последняя пуговичка на блузке Гермионы, когда дверь отворилась, и в кабинет вернулся Кингсли Шеклболт.
— Я прошу извинить меня за столь долгое отсутствие… О-о-о… как хорошо, что вы все еще живы и здоровы.
Улыбнувшись, Гермиона как ни в чем не бывало потянулась к маленькой фигурке дракона, перевернувшейся во время их безумства, и аккуратно поставила ее на место.
— Ничего страшного, — отозвался Малфой. — У нас как раз было время достигнуть некоего компромисса. Мисс Грейнджер убедила меня в логичности данного дополнения. С учетом, конечно, и моих интересов. Мы решили, что при появлении необходимости вынужденного использования поднадзорных артефактов, она будет лично принимать в этом участие, чтобы засвидетельствовать полноценное соблюдение закона. Таким образом, удовлетворенными окажутся все стороны, не так ли? — он слегка повернулся к Гермионе и встретился с ней глазами.
— Буду рада помочь вам, — кивнула Гермиона.
— Эм-м-м… Ну, это же… просто великолепно… — от растерянности Шеклболт не мог найти слов.
И Гермиона с Люциусом воспользовались возможностью поскорее ретироваться.
— Министр, — привычно растягивая слова, наклонил голову Люциус. — Если вам понадобится что-то еще, вы знаете, где меня найти.
— Прекрасного тебе уик-энда, Кингсли! — Гермиона тоже поскорее шмыгнула к двери, не дожидаясь, пока Шеклболт снова задержит ее.
А найдя ближайший тихий уголок в коридоре, героиня войны и экс-Пожиратель смерти повернулись друг к другу.
— Что ты имел в виду? Ну… когда сказал, что я должна буду регулярно бывать у тебя в поместье.
— Только не делай вид, что не поняла… — улыбнулся Малфой. На его губах играла именно улыбка, а не ухмылка или насмешка. И от этого у Гермионы внутри снова что-то перевернулось.
— Хорошо, не буду. Я поняла.
— Вот и прекрасно. Тогда давай подумаем… Собственно, я собираюсь произвести профилактику одного из своих артефактов в начале следующей недели. Скажем… в понедельник. Тебя устроит? — и, дождавшись ее кивка, он чуть заметно поклонился и направился в сторону лифтов.
А Гермиона мечтательно улыбнулась ему вслед.
«Как же мне хочется, чтобы поскорее прошли выходные… и наступил понедельник!»