Всхлипнув, Антония повернулась и, ничего перед собой не видя, побежала, спотыкаясь о корни деревьев и цепляя юбками за колючки прибрежных кустов.
А за павильоном Маркус отнюдь не галантно оттолкнул умудренную опытом, ненасытную леди Рид.
— Черт побери, женщина! Я же говорил тебе, что надо быть более осторожной. Нас могут увидеть!
— Откуда эта страсть к приличиям, любовь моя? Когда-то тебя ничто не останавливало, — надув губы, сказала Клаудиа, все еще лежа на траве.
— С каких это пор я стал твоей любовью? Признайся, ты любишь только себя.
— А ты, Маркус? Ты хочешь сказать, что любишь эту… Что тебя так в ней привлекает, дорогой? Кожа да кости, да деревенский цвет лица! Ни стиля, ни связей!
— Довольно! — Маркус вскочил на ноги. — Я собираюсь жениться на мисс Дейн. Это совершенно равный брак.
— Что касается земли — несомненно, — согласилась Клаудиа, вставая. — Я вижу преимущества, которые дает объединение двух поместий. А в общем, мне надоело говорить о твоей деревенской мышке. Пойдем домой и выпьем чаю. — И она взяла Маркуса под руку.
Антония между тем добежала до последнего поворота к дому. Но в таком виде — а она плакала всю дорогу — нельзя было появляться. Девушка умылась речной водой и посидела на берегу, пока не пришла в себя.
Однако Донна заметила припухшие глаза Антонии и разгоряченное лицо.
— Ты что-то долго гуляла. Уж не заболела ли?
— Да нет, это погода, — сама удивляясь своему спокойному тону, ответила Антония. — Видишь, какие собираются тучи? Наверно, будет гроза. — Несмотря на жару, что-то в душе Антонии заледенело, а сердце было разбито. Теперь она знала, что он ее не любит, что ему нужна только ее земля, а вовсе не ее любовь.
Надо же быть такой дурой, упрекала она себя, машинально отхлебывая чай. Строить воздушные замки, хотя он ни разу даже не обмолвился, что любит ее. Нечего винить его. Всему виной ее глупость и романтические мечты. Она попала в сети собственной неопытности, веры в то, что только любовь может вызвать у мужчины страсть. Теперь-то ей стало ясно, что мужчина может желать женщину, и не любя ее. Более того, он даже может желать нескольких женщин одновременно.
А лишняя сотня акров земли — это ли не стимул, чтобы в мужчине вспыхнула страсть?
Сидя вечером в саду и поджидая Маркуса, она по-прежнему больше презирала себя, чем сердилась на него. Донна тактично удалилась.
Было душно. Небо покрылось низкими свинцовыми тучами, молнии время от времени озаряли окрестности, раскаты грома раздавались все ближе.
Антония пыталась оставаться спокойной, репетируя холодный отказ, которым она готовилась встретить лорда Эллингтона. Она ни за что не станет упоминать имя Клаудии Рид. Нет, она просто ровным тоном скажет, что передумала, что они не подходят друг другу. Не может же она признаться, что видела их утром!
Было уже семь часов, и чем дольше он не шел, тем труднее было Антонии поддерживать в себе хрупкое состояние равновесия. Ее сердце ёкнуло, когда она услышала стук копыт, а минуту спустя увидела Маркуса, идущего к ней через газон.
Антония чувствовала, что напряжена, и никак не могла изобразить на лице хотя бы подобие улыбки. Выражение ее лица — вернее, отсутствие всякого выражения — не ускользнуло от внимания Маркуса, и его радостная улыбка сразу потухла.
— Антония, что случилось? — Он взял ее руку и поднес к губам. Девушка выдернула руку, ощутив, какой болью в сердце отозвалось его прикосновение. Но она собрала всю свою волю и выпалила:
— Милорд, должна вам сказать, что, сколь ни лестно было предложение, которое вы сделали мне вчера, я чувствую, что поспешила, приняв его. Я все обдумала и взвесила… — Ее голос дрогнул, когда она увидела, что он нахмурился. — Я не могу принять вашего предложения. Милорд, мы с вами разные люди, мы… мы не подходим друг другу…
На этом заготовленная ею речь кончалась. При всем желании она не могла себе представить, какова будет реакция Маркуса.
— Не подходим? — Он явно не поверил своим ушам. — Антония, что это значит?
— А то и значит — мы не подходим друг другу; и все. Остается только радоваться, что мы не объявили о помолвке.
— Может, мы и не объявляли, но наши друзья уже все знают.
— Я не давала им повода, милорд, делать такие выводы. А если это сделали вы, милорд, то это ваши проблемы.
— Черт возьми, женщина, перестань называть меня милордом!
— Как вы смеете говорить со мной в таком тоне! — Тут над ними раздался оглушительный раскат грома, и Антония вздрогнула.
А он, не колеблясь, заключил ее в объятия и прильнул губами к ее закрытому рту, постепенно раскрывавшемуся навстречу его поцелую. Сердце девушки бешено колотилось, она была на грани обморока. Руки Маркуса заскользили по ее телу, остановившись наконец на обнаженных плечах.
Она запустила ему руки в волосы, но в это мгновение перед ее внутренним взором возникла сцена у павильона.
Антония окаменела. Ей показалось, что она ощущает вкус той женщины на его губах. С чувством отвращения она вырвалась из его объятий.
— Бог мой, Антония! Как ты можешь уверять, что мы не подходим друг другу? Я еще не встречал женщины, которая с такой страстью отвечала бы на мои поцелуи.
— А вы многих знали, милорд?
Так, значит, вот в чем дело! Клаудиа, черт бы ее побрал! Именно этого он боялся, когда она явилась к нему в дом без приглашения. Он умолял ее не афишировать их связь. Но ему следовало знать, что малейший намек на соперничество заставит Клаудию выставить напоказ их отношения.
— Если ты о Клаудии…
— О Клаудии? У вас хватило наглости пригласить в дом свою шлюху и в то же время сделать мне предложение! И еще удивляетесь, что я вам отказываю! Я думала, вы более понятливы, милорд!
Они были так заняты выяснением отношений, что не заметили, как начался дождь.
— Шлюху! Неплохое словцо для молодой леди. Если начистоту, Клаудиа Рид вовсе не моя любовница.
— Вы лжете!
— Да как вы смеете!
— Смею, потому что говорю правду. Я все видела своими глазами! — Как только у нее вырвались эти слова, она поняла, что выдала себя.
— Что вы видели? О чем вы говорите? — Дождь уже стекал струйками по его лицу, волосы стали прямыми и прилипли к голове.
— Я видела вас сегодня утром, — закричала Антония. — Я видела вас у павильона с вашей прос… — Она вовремя сдержалась.
— А-а, так вы подсматривали! — Щеки Маркуса горели — то ли от гнева, то ли от стыда.
— Значит, вы не отрицаете?
— Я не собираюсь оправдываться, Антония. Если вы не верите мне на слово, значит, вы правы — мы друг другу не подходим. — Он поклонился, нахлобучил шляпу на мокрые волосы и направился к лошади, стоявшей на привязи под дождем.
Пока был слышен стук копыт, девушка не двинулась с места. Потом, насквозь промокшая, побрела к дому.
Глава девятая
Почти все кусты роз были побиты ночной грозой. Антония едва сумела срезать несколько набухших водой бутонов.
Она твердо решила весь день чем-нибудь заниматься, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Вспоминая вчерашнюю сцену, она вздрагивала, как от боли, как от укола об острый шип. Невыносимо было думать о Маркусе и о том, чего она лишилась, отвергнув его.
Стук копыт за живой изгородью заставил ее поднять голову.
— Маркус! — От волнения она выронила корзинку.
Но когда она разглядела всадника, то заметила, что он ниже ростом, аккуратно подстриженные волосы темнее, да и лошадь другая. Девушка подняла корзинку и попыталась придать лицу безмятежное выражение к тому моменту, когда мистер Блейк спешился.
— Мистер Блейк, рада снова вас видеть! Благодарю за письмо. Мы с нетерпением ждем приезда сэра Джосайи и леди Финч. Могу я вам что-нибудь предложить?
Горничная, услышав голоса, открыла дверь, и Антония распорядилась, чтобы лошадь мистера Блейка отвели на конюшню, а в гостиную принесли чего-нибудь прохладительного. Мисс Доналдсон, как обычно, сидела там, склонившись над шитьем.