Не люблю повторяться, но в тот день, как и сегодня, снег не валил снегопадом, не сыпал крошкой, не вертелся волчком в завихрениях метели, он просто шел, сносимый ветром, как чаще всего и бывает зимой. Мы шли ему навстречу, о чем-то говорили, я любовался тем как пальто подчеркивало гибкий стан моей спутницы. Подруга весело перепрыгивая канавы, чем добавляла своим движениям грациозности. Бедные студенты в большом городе, прекрасное было время. Бедные, но свободные.
Вскоре мы вышли на остановку, однокурсница попрощалась и перебежала улицу в неположенном месте – как всегда нарушала правила. Нас разделяли четыре полосы движения, одногруппница улыбалась и махала мне рукой, я смеялся в ответ. От остановочного павильона меня отделял небольшой огороженный волчатником кусок тротуара, обойти его? Подъезжал автобус.
Ну вот еще, не на глазах же Лерки, бравируя я сделал нырок под ленточку и в три прыжка преодолел опасный участок, но в эти мгновения сверху послышалось скользящее движение, меня накрыло с головой снежной пылью. Когда она осела, аккуратно вокруг меня лежали огромные глыбы льда и снега, слетевшие с крыши. Откуда-то сверху раздавалась отборная матерщина работников ЖЭКа. Мне стало невыносимо стыдно за свой поступок, который мог обернуться трагедией. Не мешкая я нырнул в салон ЛиАЗа и двери за мной закрылись, повинуясь гидравлике.
Водитель, крепкий худощавый мужик лет пятидесяти, со смуглой, почти бронзовой кожей и пронзительно серо-голубыми глазами, испытующе посмотрел на меня:
– Куда едем?
– Да недалеко, до семнадцатого микрорайона.
– Все Вы так говорите, а потом остаетесь до конечной, – усмехнулся мужик. – Оплачивать как будете?
– У меня студенческая карта есть либо – вот. – протягиваю ему свою восьмую часть недельного бюджета – старую помятую сотку.
Водитель поморщился, брезгливо вытер руки о свой видавший виды рыбацкий свитер:
– Мелочь есть?
Я отрицательно покачал головой. Последовал вздох.
– Ладно, проходи пока в салон, народ наберется, может быть разменяет тебе кто.
Отсутствие размена меня удивило слабо, решил я поискать себе пристанище. Салон был пустым, если не считать одинокой старушки-цыганки, прикорнувшей у окна. Женщина выглядела совсем не так, как я привык их видеть на вещевых рынках или среди попрошаек, она была весьма статная и как с картинки. Благородная седина выбивалась из-под платка и легкой прядью спадала на ее глаза, полные мудрости и тоски. Однако стереотипы потребовали от меня держаться от нее подальше, и я пошел дальше по салону. Из окна мне удалось разглядеть Лерку, она больше не улыбалась, а с каким-то потерянным выражением лица смотрела туда, где еще мгновение назад был я.
Автобус тронулся, я брел по салону дальше, но здесь меня ждало неожиданное открытие, сколько бы я не делал шагов вперед, продвижения не следовало, ряд кресел словно удлинялся вперед. Оглянувшись же назад, я обнаружил, что по-прежнему стою на том же самом месте – напротив старухи. Заметив мое замешательство, она повернулась ко мне и заговорила:
– Садись рядом, мальчик, не бойся. У каждого в этом автобусе свое место, ни к чему занимать чужое.
Было странно слышать что-то подобное, в мое нутро проникло какое-то легкое оцепенение, подобно тому чувству, что возникает во время ночного кошмара. Но я овладел собой и покорно присел рядом.
– Кто Вы? Что со мной?
– Я просто старая цыганка, которая уже давно не может доехать до дома. На второй вопрос, ты сможешь сам ответить, со временем. Дай-ка я на тебя погляжу, твое лицо мне будто знакомо. Твоя бабушка не из Тагайских лесов родом?
– Из них.. откуда Вы знаете?
– Я много чего знаю, помню ее еще ребенком, цветочком не распустившимся в шестнадцать лет, война тогда только закончилась, мы табором стали неподалеку и жили дружно с местными, их не обижали и они нас. Гадала я тогда им, ворожила, скотинку лечила, травки собирала, много у меня было хлопот, души заблудших казаков из оврага гоняла.
– Каких еще казаков? Постойте, это же больше 70 лет прошло, как такое возможно? – я смотрел на нее как на сумасшедшую, сам лихорадочно вспоминал, что такое цыганский гипноз и как я мог стать его жертвой, ведь про бабку мою она говорила все в кон.