…
«Эти праздники так быстро проходят, моим друзьям совсем не хочется в школу. А мне хочется, там Сашка. Сегодня мы переписывались с ним до утра, мама поругала, что я сбила себе весь режим. Но ей этого уже не понять, ведь не ей 17, не она влюблена. Завтра мы с ним пойдем на каток. Это наша первая встреча за неделю. Ох, как все сладко сжимается внутри, мне кажется, что я недотерплю до утра. Папа пошел с братиком в магазин за тортом, он скоро придет. Люблю их. Кто-то звонит в дверь. Странно, за дверью дядя Игорь. Они ведь совсем не общаются. Папа говорит, что он псих. Я же помню, как он семь лет назад нам подарил свою картину и много сладостей. В глазок он не кажется опасным, да и как не открыть ему, ведь сегодня Рождество, праздник примирения. Пока-пока, дневник, завтра я напишу много интересного».
Имя ее – Карнавал.
Редкие листья грязно ржавого цвета все ещё цеплялись за ветви погрузившихся в сон деревьев. Приближался ноябрь. В воздухе витал снег, равнодушно и без спешки, но как-то неотвратимо оседал он на промерзшую землю. Он таял, но знал, что скоро возьмет свое. Во всем обнаруживалось предчувствие зимы. И вместе с ним к Толе возвращалась мигрень – старая подруга. Нельзя сказать, что добрая, но некоторых знакомых не выбирают.
Закончив смену, он плелся домой и мечтал лишь провалиться в глубокий сон, чтобы забыть все, что ему приходилось переживать изо дня в день. Холодный свет ламп дневного света, блеклый кафель с голубым отливом, запах формалина и… свиного мяса. Почему-то именно такая ассоциация у него возникла с первого рабочего дня и преследовала его до сих пор, ему какое-то время даже хотелось стать вегетарианцем, но человек такая тварь, что ко всему привыкает. И потому вид того, как очередной старушке скальп натягивают на подбородок перед вскрытием черепной коробки, стал для него, в общем-то, привычным. Но выпить после каждой смены хотелось, не мог он вытравить в себе человека, не мог. Потому среди друзей и получил он прозвище «Толик Блендер» – не было ни одной пьянки, чтобы он не смешал все, что горит.
«Иди в мед, говорили они, получишь уважаемую профессию. Ага. Такими темпами хронический алкоголизм меня настигнет раньше», ежась от осеннего ветра, думал он. Злая самоирония была его неотъемлемым компаньоном в жизни, не дающим опускать руки. А поводов к последнему выдалось много за последний год, поступив на медфак он надеялся, что наконец наступят те самые золотые годы, коими зовут студенчество, но счастье длилось всего один курс. Болезнь отца не позволила этим планам сбыться, возникла необходимость зарабатывать и взять академический отпуск. Вкалывая на двух работах, Толик пытался откладывать на учебу, а чтобы не потерять квалификацию устроился санитаром в морг. Так и жил в состоянии безнадеги изо дня в день.
Ныряя под арки, узкими, неприметными почти звериными тропами он пробирался сквозь постапокалиптические пейзажи спальника, в котором жил. Под очередным порывом ветра провода качнулись сильнее всего, пересеклись и с верхушки столба посыпался сноп искр. Фонари погасли, и единственным источником света стало окно первого этажа в подъезде. В него машинально и взглянул Толя. Ой, зря. У самых почтовых ящиков стояла фигура: высокий, даже несколько грузный мужчина, похожий на вздувшийся труп, в тренче и головном уборе, который он разглядеть не успел, потому что его привлекло то, что было под ним. Это была темнота, абсолютная, манящая и пугающая. Сделав по инерции несколько шагов, Анатолий от неожиданности остановился. В нем боролись два чувства: взять ноги в руки и бежать и инстинкт исследователя-скептика. «Да ладно, быть того не может, померещилось». Вернувшись назад, он взглянул снова в окно, почтовые ящики были на месте. Фигуры не было.
Ночь вокруг стала какой-то враждебной, темнота и сырость давили со всех сторон, он почувствовал себя маленьким и на ладони огромной невидимой силы, которая вот-вот прихлопнет тебя как букашку.
«Ну, на хрен. Домой. Спать. Сначала пить, потом спать». Удовлетворенный такой импровизацией, он ускорил шаг и нырнул в дверь своего подъезда. Двигаясь на ощупь, он пробрался к лифту, кабину безбожно трясло, привод выл и кряхтел так, что казалось, что в него насыпали ржавых гвоздей. Двери распахнулись, и перед ним предстал длинный коридор, тусклый свет, покрашенных, дабы не сперли, ламп, идеально подходил к обшарпанным зеленым стенам. «Зеленая миля» ни больше, ни меньше». На ходу пытаясь отыскать ключи в рюкзаке, он не заметил, что в коридоре не один. Хлопнувшая рядом дверь заставила его отвлечься и испытать на практике понятие когнитивного диссонанса.