Но он должен был быть моим сыном. Я знал это… и, возможно, он тоже об этом знал. А потом еще Белинда, жена Роджера. Белинда, которая носила солнцезащитные очки даже в пасмурные дни. Очень большие очки, потому что кровоподтеки под глазами также были большими. Иногда он смотрел на нее и думал о ней так же, как и о Джоне: Она должна была быть моей.
И это было мучительной мыслью, потому что оба они познакомились с ней в средней школе и оба ухаживали за ней. Ричард даже первым начал ухаживать за ней. За девочкой, из которой потом выросла мать Джона. Потом в игру вошел Роджер. Роджер, который был старше и сильнее. Роджер, который всегда получал то, что хотел. Роджер, который не останавливался ни перед чем, когда вы стояли у него на пути.
Я испугался. Я испугался и уступил ее. Неужели все было так просто? Господи Боже мой, наверное, это так. Мне хотелось бы, чтобы все было иначе, но, возможно, лучше честно признаться самому себе в своей трусости. И в своем позоре.
И если это действительно так — если Лина и Сет должны были достаться его беспутному брату, а Белинда и Джон должны были принадлежать ему, то что это теперь доказывает? И что вообще должен делать мыслящий человек в такой абсурдно симметричной ситуации? Смеяться? Плакать? Пустить пулю в лоб?
Не удивлюсь, если эта штука будет работать. Нисколько не удивлюсь.
«ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ».
Он быстро пробежался по клавиатуре. Потом он взглянул на экран и увидел на нем зеленые буквы:
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Буквы плыли в черноте, и Ричард неожиданно подумал об одной своей детской игрушке. Она называлась Волшебным Шаром. Вы задавали ей вопрос, на который можно было ответить да или нет, а потом заглядывали внутрь и прочитывали бессодержательный, но в чем-то загадочный ответ. Нечто вроде «ПОЧТИ НАВЕРНЯКА» или «Я БЫ НЕ СТАЛ НА ЭТО РАССЧИТЫВАТЬ» или «ПОПРОБУЙ СПРОСИТЬ ЕЩЕ РАЗ».
Роджер завидовал этой игрушке и в конце концов, упросив Ричарда дать ему поиграть Волшебным Шаром, со всей силы швырнул его об асфальт. Шар разбился. Роджер захохотал. Прислушиваясь к гулу собранного Джоном компьютера, Ричард вспомнил, как он опустился на дорожку, плача, все еще не в силах поверить в случившееся.
«Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! Посмотрите на плаксу», — дразнил его Роджер. «Не плачь, Риччи. Это была дерьмовая игрушка. Посмотри, там внутри не было ничего, кроме глупых надписей и воды».
«Я ПОЖАЛУЮСЬ!» — закричал Ричард изо всех сил. Голова его горела. В уголках глаз скопились слезы ярости. «Я ПОЖАЛУЮСЬ НА ТЕБЯ, РОДЖЕР! Я ПОЖАЛУЮСЬ МАТЕРИ!»
«Пожалуйся, и я сломаю тебе руку», — сказал Роджер, и по его ледяной усмешке Ричард понял, что он не шутит. Он ничего не сказал.
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Ну что ж, из чего бы он ни был собран, монитор его работал. Еще предстояло убедиться в том, будет ли он хранить текст в памяти, но так или иначе созданный Джоном гибрид клавиатуры фирмы «Уанг» и монитора IBM был вполне жизнеспособен. По чистому совпадению он вызывал довольно скверные воспоминания, но Джон тут был ни при чем.
Он оглядел свой кабинет, и взгляд его случайно задержался на одной фотографии, которая ему не очень-то нравилась. Это был сделанный в фотостудии портрет Лины, который она подарила ему на Рождество два года назад. Я хочу, чтобы ты повесил его у себя в кабинете, — сказала она, и он, разумеется, так и поступил. Он предположил, что для нее это было своего рода слежкой за ним, даже когда ее самой не было рядом. Не забывай обо мне, Ричард. Я здесь. Может быть, я и поставила не на ту лошадь, но я по-прежнему здесь. Не забывай об этом.
Студийный портрет, выдержанный в неестественной цветовой гамме, смотрелся довольно чужеродно среди милых его сердцу репродукций Уистлера, Хомера, Н. С. Уайета. Глаза Лины были полуприкрыты, а ее пухлые губы, формой напоминающие лук купидона, были искривлены так, что их выражение довольно трудно было назвать улыбкой. Все еще здесь, Ричард, сказала она ему. И не забывай об этом.
Он набрал на клавиатуре:
ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ КАБИНЕТА.
Он посмотрел на эти слова, и они понравились ему не больше, чем сама фотография. Он нажал клавишу «СТЕРЕТЬ». Слова исчезли. На экране не осталось ничего, кроме ровно пульсирующего курсора.
Он взглянул на стену и увидел, что фотография его жены также исчезла.
Он сидел на одном месте в течение очень долгого времени — по крайней мере, так ему показалось — и смотрел на то место, где раньше висела фотография его жены. Из шокового состояния его вывел только запах, доносящийся из компьютера. Запах, который он помнил так же хорошо, как и тот день, когда разбился его Волшебный Шар. Пахли испарения, исходившие от железнодорожного трансформатора. Запах появлялся, когда трансформатор начинал перегреваться. Тогда его надо было выключить и дать ему остыть. Так он и сделает.