— Молодой человек, — сказал отец за спиной у Хэнка, едва только Хэнк положил трубку. — Вы больше никуда не пойдете. Вы отправляетесь в постель. Вот сюда. — Он повел Хэнка вверх по лестнице. — Я заберу всю твою одежду. (Хэнк разделся.) Больше, надеюсь, у тебя в комнате одежды нет? Или есть? — спросил отец.
— Больше нет, остальная в стенном шкафу в передней, — ответил, горестно вздохнув, Хэнк.
— Хорошо, — сказал отец, вышел, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
Хэнк стоял голышом.
— Ну и ну, — пробормотал он.
— Укладывайся, — донеслось из-за двери.
Питер появился у дома миссис Фоли около половины десятого, он все время чихал под огромным, не по росту плащом, а на голове у него была нахлобучена матросская бескозырка. Он стоял, похожий на водозаборную колонку, и тихонько оплакивал свою судьбу. Окна верхнего этажа светились приветливым теплом. Питер простоял целых полчаса, глядя на блестящие от дождя ночные улицы.
Наконец в мокрых кустах метнулось и зашуршало что-то светлое.
— Это ты, Хэнк? — спросил Питер, вглядываясь в кусты.
— Я.
Из кустов вынырнул Хэнк.
— Что за черт? — сказал, вытаращив на него глаза, Питер. — Почему ты голый?
— Я так бежал от самого дома. Отец ни за что не хотел меня пускать.
— Ведь ты заболеешь воспалением легких. Свет в доме потух.
— Прячься! — крикнул Хэнк, и они бросились в заросли и затаились.
— Пит, — сказал Хэнк, — ты ведь в штанах?
— Конечно!
— И в плаще, так что не будет видно, если ты мне их дашь.
Без энтузиазма, но Питер снял штаны. Хэнк натянул их на себя.
Дождь затихал. В тучах появились разрывы.
Минут через десять из дома выскользнула маленькая фигурка, в руках у нее был туго набитый чем-то бумажный мешок.
— Он, — прошептал Хэнк.
— Он, — вырвалось у Питера. Сирота побежал.
— За ним! — крикнул Хэнк.
Они понеслись между каштанами, но за сиротой было не угнаться: взбежали за ним на холм, потом, по ночным улицам, вниз, мимо сортировочной станции, мимо мастерских, к проходу посередине безлюдной сейчас площадки с аттракционами. Они здорово отстали — Питер путался в тяжелом плаще, а у Хэнка зуб на зуб не попадал от холода. Им казалось, будто шлепанье голых пяток Хэнка слышно по всему городку.
— Быстрей, Пит! Если он раньше нас добежит до «чертова колеса», он снова превратится во взрослого, и тогда уже нам никто не поверит.
— Я стараюсь быстрей!
Но Пит отставал все больше, Хэнк шлепал уже где-то далеко впереди; дождь почти совсем перестал, и тучи покидали небо.
— Э-э, э-э, э-э! — оглядываясь, дразнил их сирота, потом стрелой метнулся вперед и стал для них всего лишь тенью где-то вдалеке. Тень эта растворилась во мраке, царившем на площадке с аттракционами.
Добежав до края площадки, Хэнк остановился как вкопанный. «Чертово колесо», оставаясь на месте, катилось вверх, вверх, будто погруженная во мрак земля поймала в свои сети огромную многозвездную туманность, и та крутилась теперь, но только вперед, а не назад, и в черной корзине сидел Джозеф Пайкс и то сверху, то сбоку, то снизу, то сверху, то сбоку, то снизу смеялся над жалким, маленьким Хэнком внизу, на земле, а рука слепого горбуна лежала на рукоятке ревущей, блестящей от масла черной машины, благодаря которой крутилось и крутилось, не останавливаясь, «чертово колесо». Снова шел дождь, и на дорожке, делившей площадку с аттракционами на две половины, не видно было ни души. Не крутилась карусель, только ее грохочущая музыка разносилась далеко вокруг. И Джозеф Пайкс то взлетал в облачное небо, то опускался, и с каждым оборотом колеса становился на год старше, менялся его смех, звучал глубже, менялось лицо, форма лица, злые глаза, всклокоченные волосы, он сидел в черной корзине и несся, несся вихрем по кругу, вверх-вниз, и смеялся в неприветливое серое небо, где мелькали последние обломки молний.
Хэнк бросился к горбуну, стоявшему у машины. На ходу, пробегая мимо балагана, вырвал из земли костыль, один из тех, на которых крепился брезент.
Черные корзины уносились вверх, слетали вниз.
Хэнк ударил горбуна металлическим костылем по колену и отпрыгнул в сторону.
Горбун взвыл и начал падать вперед.
Падая, он вцепился снова в рукоятку мотора, но Хэнк уже был возле него и, размахнувшись, ударил костылем по пальцам. Горбун взвыл, отпустил рукоятку и попытался было лягнуть Хэнка. Хэнк поймал ногу, дернул, горбун поскользнулся и упал в грязь.
А «чертово колесо» все крутилось, крутилось.
— Останови, останови колесо! — закричал то ли Джозеф Пайкс, то ли мистер Куджер, взлетая легким мыльным пузырем в созвездии круженья, ветра и скорости в холодное грозовое небо.