Второе знаменательное событие, столь же необъяснимое, произошло неделей позже. «Пингр» мощностью в сорок лошадиных сил, принадлежавший мистеру Коку, ехал километрах в пятидесяти от города, когда с тропинки рядом с шоссе на асфальт ступил рассеянно человек.
Столкновение казалось неизбежным, но властно и резко зазвучал клаксон «Пингра», и человек, испугавшись, спрыгнул в кювет.
— Это вы просигналили, мистер Кок? — спросил черный шофер у сидевшего налево от него хозяина.
— Не я, Джон, — ответил достопочтенный джентльмен.
— Я могу поклясться, что тоже не дотрагивался до пружины клаксона.
Мистер Кок пожал плечами с таким же изяществом, с каким он совершал любое другое действие. И об этой чепухе больше не говорили до тех пор, пока, через некоторое время, не стала вдруг ясна вся важность случившегося.
А произошло следующее. 30 числа того же месяца в огромных залах «Дома автомобиля» открылась выставка новых машин фирмы «Хопп», предпринявшей гигантскую работу по переделке всех выпущенных ею, знаменитых во всем мире моделей. Инженеры фирмы разрабатывали эти изменения в течение пяти лет, однако сведения о том, в чем изменения состоят, до сих пор не были доступны конструкторам других фирм или широкой публике. С момента, когда началось претворение нового проекта в жизнь, обширная территория, которую, в двадцати километрах от столицы, занимали заводы фирмы, закрылась для посторонних. Рабочим, монтировавшим автомобили, покидать территорию завода было запрещено. Реклама, равной которой по размаху не было никогда и нигде, оповестила мир, что скоро появятся шесть новых моделей «Хопп». Об этом кричали полосы в самых читаемых газетах, световые табло на фасадах зданий в самых больших городах континента, проекции объявлений на облака, тысячи и тысячи сбрасываемых с самолетов листовок, надписи цветным маслом на поверхности морских бухт и озер Европы и Америки… Предполагали, что резкое повышение качества продукции даст фирме Хоппа возможность преодолеть все уменьшающуюся восприимчивость населения к рекламе; фирма могла это себе позволить, потому что ее финансовое положение было прочнее, чем у любой другой фирмы в мире; но в чем конкретно могли состоять предложенные улучшения, никто себе не представлял: автомобиль уже достиг такого совершенства, что, по общему мнению, улучшать его дальше было просто невозможно. Старинные поршневые двигатели, древние тормозные системы, устаревший способ охлаждения, служившие источником постоянных неприятностей камеры, которые то и дело оглушительно лопались или тихо выпускали воздух, и покрышки на них, которые все время нужно было менять, исчезли за пятьдесят с лишним лет до этого, и те из техников, кто знал, что представляли собой автомобили в первой трети XX века, не в состоянии были объяснить себе ангельского терпения, какое обнаруживали люди той эпохи, настоящие рабы несовершенных и крайне недолговечных автомобилей, ломавшихся по нескольку раз в месяц и проводивших больше времени в ремонтных мастерских, нежели на колесах. Автомобилист той эпохи для этих техников был несчастным человеком, который большую часть жизни проводил под каким-нибудь примитивным драндулетом, в проржавевших внутренностях которого он копался. Посередине Большого Проспекта возвышался монумент, увековечивший страдания первых автомобилистов. На широком пьедестале стояла высеченная из мрамора фигура человека в безобразной одежде 1920 года, но без пиджака; он был изображен накачивающим шину. Пот от нечеловеческих усилий приклеил его волосы к вискам и лбу, а на лице застыло выражение горечи и усталости. На постаменте были слова: «Многочисленным и несчастным жертвам зари автомобилизма — от благодарного человечества».
Теперь автомобиль был предметом по-настоящему полезным. Двигатель его ничем не походил на двигатели, работающие на бензине или электричестве. Бак с динламием, чудо-веществом, которое открыл в начале XXI века знаменитый Томпсон, занимал от силы один кубический дециметр, и, наполнив его, можно было проехать на машине десять тысяч километров. Удалось достичь такого совершенства, что можно было без преувеличения сказать: в этих организмах из металла есть все необходимое и нет ничего лишнего. Эти машины были настоящим чудом техники, и во времена, когда Жюлю Верну и Уэллсу, среди многих других, доставляло удовольствие тратить время на размышления о будущем, оно, это будущее, если бы о нем узнали, изумило бы самых смелых его предсказателей.
В первый же день выставки огромный зал «Дома автомобилей» заполнила изнывающая от любопытства толпа. Если бы ты мог посмотреть вниз с громадных люстр, тебе бы показалось, что пол устлан темным ковром: люди стояли вплотную друг к другу. Каждый автомобиль, как на островке, пребывал на своей платформе, и шелковые канаты, которыми их огородили, чтобы защитить от прикосновений любопытных, прогибались внутрь под давлением толпы. Ярко блестел никелированный металл, лак, без единого пятнышка или царапины, выглядел как бархат или атлас. В гранях фар, как в завораживающих зрачках какого-нибудь чудовища, двигались крошечные отражения посетителей; были выставлены все мыслимые типы автомобилей, от огромного грузовика до одноместного автомобильчика, узкого как стрела, который, с его далеко отстоящими одно от другого колесами на длинных осях, напоминал водомерку.