— Я не заржавею! — воскликнул мальчик. — Я человек, а не какая-то забытая игрушка. Я Петр!
Ну, конечно. Пластиковый Петя.
— Петр!
Лейтенант снова заработал сервомоторами мускулов и усмехнулся.
— Молодец, Петя! Мне нравятся молодые люди, которые умеют стоять на своем. Однако твое утверждение лишено всякой логики. Если бы ты был человеком, сидел бы ты сейчас в ракете вместе с родителями и приближался к Земле. Ты знал бы, что прятаться вечером в скалах не полагается, что это опасно для жизни. Знал бы ты и какие тут по ночам стоят морозы и понимал бы, чем это тебе угрожает. Только ты робот, и мороз тебе нипочем. Разве это не ясно?
Пластиковый Братишка бросил взгляд в угол, где лежал небольшой рюкзак.
— У меня с собой спальный мешок с подогревом.
— В этом мешке вместе с его подогревом было бы минус 60°, и если бы ты был человек, все равно замерз бы.
Игрушка не ответила.
— И вот еще: если ты мальчик, как же мог твой Пластиковый Братишка оставить тебя в опасности?
— Но я же не в опасности.
— Теперь нет. Собственно, тебе-то ничего не грозило. Потому что ты робот и только выдаешь себя за мальчика. По-видимому, ты еще не пришел в себя после шока.
— Петя обещал, что не выдаст меня. Он поклялся мне на пупке. Точно.
— Что-что?
— Поклялся на голом пупке. Вот так.
Пластиковый Братишка задрал свитер и майку. Он приложил руку — два пальца — к напоминавшему дырку небольшому углублению в передней части корпуса.
— Как он все же похож на человека! — просигналил сержант.
— Их учат каким-то глупым атавизмам. Я еще никогда не встречался с таким ритуалом, — отсигналил в ответ лейтенант.
— Но, Братишка, пойми, что такими штучками ты не сможешь выключить блок безопасности, — вслух сказал лейтенант. — Блок находится не здесь. И не вздумай экспериментировать с нами.
— Ничего я не отключил. Мой Петя действует как надо. Я просто убедил его, что ничего со мной не случится, если он оставит меня здесь. Я уговорил его поменяться со мной.
Лейтенант снова усмехнулся:
— Какой мальчик надумал бы это сделать?
Пластиковый Братишка упрямо наклонил голову.
— Все так делают. Ну, все ребята из нашего класса.
Сержант Лусноц качался на стуле с ловкостью, свойственной только роботам, — он балансировал на задних ножках, что вряд ли удалось бы человеку, и улыбался. Лейтенанту не нужно было даже принимать мозговые сигналы Пластикового Братишки, чтобы прочитать его мысли: «Мы, ребята, умеем выдумывать». Сержант покачался-покачался, потом снова стул встал на все четыре ножки.
— Ну что, Братишка, может быть, хватит нас дурачить? — строгим голосом произнес Лусноц. — Выдавать себя за человека довольно трудно, и это тебе скоро надоест. Твое запоминающее устройство должно удерживать массу глупостей, без которых не обойтись настоящему человеку. Люди, правда, не отдают себе в этом отчета, но быть человеком весьма неудобно и затруднительно, уж поверь мне!
Тишина.
— Не стоит завидовать им, Братишка, — мирно продолжал сержант. — Не стоит. Роботам все равно лучше. Раз ты неживой, ты и не смертен. А то, что надо повиноваться людям, — что ж, они тоже все кому-нибудь да повинуются, даже если сами этого не понимают.
— Но я же человек! — возразил Пластиковый Мальчик. Он не казался теперь таким подавленным, как тогда, когда лейтенант привел его в отделение. — Я настоящий человек, спросите у кого угодно!
— Ну ладно, допустим. Тогда скажи, какого черта ты тут остался? Почему не улетел с мамой и папой домой? Можешь ты мне это объяснить?
Игрушка широко раскрыла рот, но ничего не сказала.
— Ну вот. Не знаешь?
— Я просто… просто хотел испытать…
— Что испытать?
— Ну… как тут все…
— Ну и запас слов у него, да и противоречия, — отсигналил сержант.
— Да, способность спорить не предусматривается программой, заложенной в такие игрушки, — ответил лейтенант.
— Ладно, Братишка, до утра оставим тебя здесь, — сказал мальчику сержант, — а потом я отвезу тебя на склад космодрома. Через три недели твой хозяин получит тебя, а ты — его. Хочешь, можешь выключиться и активизироваться уже на Земле.
Мальчик поднял голову и прямо взглянул на лейтенанта.
— Позвоните папе, — попросил он, — прошу вас, господин полицейский! Пожалуйста! Скажите ему, что я никогда больше не буду! Правда…
— Но мы же звонили! И все, что надо, выяснили. Твой хозяин признался, что забыл тебя. Какой смысл продолжать комедию? Что это тебе даст?
— Бросьте, — отсигналил сержанту лейтенант, — у нас еще куча дел. Он позаботится о себе сам, как любой робот.
В наступившей тишине гудели катушки информационной связи.
— Я проголодался, — нарушил молчание Пластиковый Мальчик. — Нет ли у вас чего-нибудь поесть?
Лейтенант начал терять терпение.
— Нет. У нас тут ничего нет. Потому что сержант и я тоже роботы, хоть и похожи на людей, а роботы не едят.
Он повернулся к мальчику и для устрашения зажег оранжевый свет в глазах.
Игрушка разразилась отлично имитированными рыданиями.
Ночь проходила, менялись цифры на часах над главным пультом. Лейтенант склонился над автоматизированным отчетным табло, фиксируя события вчерашнего дня. Сержант Лусноц контролировал функции основной и резервной энергосистем.
У полиции на Каллисто были самые разнообразные обязанности, в конце концов, полицейские — роботы, а роботы умеют все. Пластиковый Мальчик сидел неподвижно, уронив голову на стол, одна рука его безжизненно свесилась вниз. Рот полуоткрылся, и если бы это был человек, то создавалось бы впечатление, что он замерз. Однако для отдыха поза его была совершенно неподходящей.
— Похоже, он все-таки спит, — заметил сержант.
— Нет, на этом ему нас не поймать. У него очень простая схема. Спать может и утюг.
— А если он правда спит?
— Чепуха, Лусноц! Что это на вас вдруг нашло?
— Меня беспокоит одно, лейтенант, что-то в его ответах не соответствует логике.
— Это очень простой робот, Лусноц, от него нельзя требовать особой логики.
— Не в том дело, шеф. Мне не понравилось, как он говорит. Так роботы вообще не говорят. До робота ему далеко. И еще, вы заметили, как он строит свои ответы, вообще свою речь? Она у него распадается. И у него очень маленький запас информации. Так говорят люди, а не роботы.
— Это последствия шока. Его запрограммировали так, чтобы он находился и существовал рядом с хозяином. И вдруг он очутился один. И возможно, на его систему как-то спроецировалась человеческая психика.
— Не знаю, шеф. Я в этом не уверен.
— Да так оно и есть, чего там!
— Докажите.
— Но, Лусноц, что с вами?
— Ну попробуйте отломать ему руку. Если это робот, ничего с ним не будет, тут же и поправим.
— Бросьте глупости, сержант. У вас готов анализ атмосферы?
— Сейчас будет готов.
Небосвод над зданием отделения полиции начал окрашиваться в темно-фиолетовые тона. На Каллисто начинался новый день.
Вдруг лейтенант Верт встал и остановил свои приборы.
— Вызовите еще раз Центральную, Лусноц, — просигналил он. — Пусть соединят нас с ракетой.
— Что? Убедил я вас? — с торжеством отозвался сержант.
— Нет, не убедили. Он убедил, — лейтенант взглянул на спящего мальчика.
— Но только что вы утверждали, что спать можно научить и утюг, достаточно его запрограммировать.
— Да. Но разве можно так запрограммировать игрушку, чтобы у нее от голода урчало в животе?
Сержант прислушался.
Потом покачал головой, точно и он был не робот, и вздохнул.
— Ну что же, если прикажете, я спущусь в ближайший отель за молоком и булками с маслом?
— Прикажу, сержант, — отсигналил лейтенант. — Только тихо, не разбудите его. У людей чуткий сон.