— Сейчас уже второй час ночи, а детям надо ложиться до двенадцати, — поддержала его мама. — Посмотрим, какой концерт ты мне завтра устроишь, когда надо будет вставать в школу.
— Спать не хочется, вот и не лег, — ответил я отцу. — А завтра я встану вовремя, — уверил маму.
Я смотрел на родителей и думал о своих сегодняшних гостях. Вспомнился Дарик и старик, который смазывает маслом пальцы на ногах. Так хотелось рассказать обо всем. Как дети на Олфине совсем не едят манго. И про багалнио с Бантиореса. А еще, теперь я точно знаю, что единственные душистые растения на Фабиале — это тринки.
Но я оставил родителей в гостиной и пошел спать.
Я решил ничего им не рассказывать.
Ульф Мальмгрен
ТРИ ЖЕЛАНИЯ [18]
Что значит «умный»? И мудреное же это слово! Но сегодня Лассе вроде бы понял, что оно означает. Потому что сегодня учительница обещала отпустить домой тех, кто окажется самым умным на контрольной по арифметике.
Не самые умные решили не все задачки и ушли домой с половины урока. Но нашелся и такой, у кого вообще не было ни одного верного ответа — Лассе. Ему пришлось остаться с фрекен — единственному во всем классе! — до самого звонка.
Лассе не мог забыть улыбки на лице Лены, когда они с Андерсом ушли с урока первыми, и все, даже самые отстающие, как назло, посмотрели сначала на дверь, а потом, с насмешкой, на Лассе.
Когда он наконец вышел на школьный двор, там толпились ребята. Увидев Лассе, они закричали:
— Двоечник! Двоечник!
— Заткнитесь вы, зубрилы! — буркнул Лассе и попытался пройти мимо с равнодушным видом.
Хуже всего, что эта дура Ленка стояла в центре кружка и смеялась.
Еще хуже идти домой, к папе. У папы большие способности к арифметике, и он считает ее самой важной наукой на свете; он инженер и хочет, чтобы Лассе тоже стал инженером.
«Умному хорошо, — думал Лассе, плетясь домой. — Умному достается все лучшее в жизни: и фрекен похвалит, и отец ласково улыбнется, и мяч разрешат гонять сколько хочешь — короче, полная свобода. Умный все понимает и правильно решает задачки. А дураку только и остается бродить без толку и чувствовать себя последним человеком на свете».
Ненавидит он эту арифметику, просто ненавидит!
Но мало-помалу Лассе приободрился. Самым большим булыжником, какой он только смог поднять, Лассе прицелился в бутылку, лежавшую на траве. Удар был меток, бутылка разлетелась вдребезги, и осколки брызнули в разные стороны. Ага! Так ей и надо! Нечего валяться тут и хихикать над ним. Сама виновата.
Лассе мог попасть в бутылку с первого же раза! А зубрила Ленка ни за что бы не смогла!
Дальше Лассе зашагал чуть ли уже не весело. Фрекен — дура. Школа — дура. И взрослые — дураки. Подумать только, что избавиться от школы невозможно! Еще много-много лет ходить ему туда и отставать от Андерса и Лены по арифметике. Прогуливать он не решится из-за папы, но уважения к школе, к фрекен, к взрослым у него не осталось. Он будет ходить туда, раз уж его заставляют, и будет очень рад, когда все это кончится.
Лассе задумался: кем ему придется работать? А если вообще не работать? Он так здорово попадает в бутылку! Наверняка этим можно зарабатывать, если ничего другого не придет в голову. А еще можно стать гангстером.
Он прицелился в фрекен указательным пальцем. «Ой, — фрекен в ужасе уставилась на него, — не убивай меня, Лассе! — умоляла она. — О Лассе, пощади!» Появилась Лена и испуганно прильнула к нему. «О Лассе, какой ты сильный! — восклицала она. — Я восхищаюсь тобой. Ты стреляешь гораздо лучше Андерса».
— Ладно, — решил Лассе, — живите, фрекен, всегда можно припугнуть вас револьвером.
Ну вот, опять запутался. Не лучше ли на самом деле поднабраться ума? Тогда он всегда будет правильно решать задачки, и это не помешает ему носить при себе на всякий случай револьвер. Бросать камни это тоже не помешает.
А сколько его нужно, этого ума? Как у Андерса? Андерс все знает, он почти такой же знающий, как фрекен. Нет, ума нужно больше, чем у Андерса! Да только где его взять? Лассе не собирается выставлять свой ум напоказ постоянно. Но иногда, если фрекен начнет к нему придираться, он ей выдаст такие ответы — небось с нее очки свалятся!
Лассе брел, мечтал, его одолевали всякие желания, и он не заметил, что дорога шла вовсе не к дому, а по лесу, среди деревьев.
Ни машин, ни голосов не было слышно, вокруг стало тихо и как-то странно. Шелестели листья. «Ведь есть же кто-то большой и сильный, — думал Лассе, — кто мог бы исполнить мои желания». И он пытался представить себе этого кого-то.
Вдруг Лассе очнулся. Почему так темно? Неужто уже ночь? И где это он? Совсем не похоже на дорогу домой. Надо выбираться из лесу. И Лассе пошел по тропинке, которая, как ему показалось, выведет его на большую дорогу.
Он шел недолго. В лесу совсем стемнело. По обеим сторонам тропинки стояли высокие сосны и ели. С веток свисали лишайники, как спутанные космы ведьм. Вдруг тропа сузилась и совсем исчезла. Лассе остановился. Ему стало очень страшно. Неужели он заблудился?
Потом он заметил какой-то отсвет под корнями дерева.
Сначала отсвет был слаб и напоминал зеленоватое мерцание, но постепенно он становился сильнее, желтел и наконец превратился в сияние. В тот же миг в дыре между корнями появился фонарик.
Какое-то время Лассе стоял ослепленный, потом разглядел того, кто держал фонарик. Это был маленький старичок в темно-зеленой куртке и остроконечной шапочке, похожей на еловую шишку.
— Тебя зовут Лассе, правда? — ласково проговорил старичок. — И ты бродишь и мечтаешь?
— Да, — ответил Лассе, — а как вы узнали?
— О, здесь нет никакой хитрости, — сказал старичок и поставил фонарь на мягкий мох. — Люди этим только и занимаются. Они ходят вокруг да около и надеются, что положение вещей как-нибудь само изменится, и они вечно недовольны, потому что их одолевают все новые желания.
Лассе было немного не по себе: он никогда в жизни не видал таких старичков.
— Теперь слушай, — вернулся старичок к началу разговора. — Я видел тебя много раз, хотя ты меня видеть не мог. Я надевал свою шапку задом наперед и становился невидимым. Знаю, тебе страшно хочется кое в чем быть не таким, какой ты есть. Например, ты хочешь успевать по арифметике лучше Андерса.
Лассе не отрицал.
— Я исполню три твоих желания, — продолжал старичок, — потому что сегодня мне стукнуло тысяча лет. Три, но не больше. Подумай хорошенько. Только одного ты не должен желать — чтобы исполнилось больше трех желаний. Понял?
Лассе кивнул.
— Ну и хорошо, — сказал старичок и вынул что-то из кармана. — Вот тебе три камешка. Бросишь один — исполнится одно желание. Первое ты должен загадать в течение пяти минут, а два других — когда захочешь.
Лассе нерешительно протянул руку и почувствовал, как старичок что-то положил в нее и сразу исчез. Свет тоже исчез, и в лесу стало темней, чем прежде.
Не будь белых камешков, которые Лассе сжимал в кулаке, он мог бы поклясться, что все это ему приснилось. Но терять время на долгие размышления нельзя: через пять минут колдовская сила камешков иссякнет.
Не пожелать ли ему выбраться из лесу? Нет, стоп, есть кое-что и получше. Машина? Постой. О чем он думал, пока не появился старичок? Ах да, хотел стать умней Андерса. Тогда он добудет и машину, и лодку, и все что угодно.
Но в тот же миг, когда Лассе собрался бросить первый камешек, у него мелькнула другая мысль. Есть еще много прекрасных вещей. Разве стать первым футболистом в мире не лучше, чем самым умным человеком? И никакая арифметика футболисту не нужна!
— Осталась одна минута, — напомнил из-под земли глухой голос.
Лассе заволновался. Чего же единственного жаждет большинство людей на свете? Денег? Славы? А потом? Все ведь работают, чего-то желают и надеются обрести нечто в будущем, даже самые богатые, самые знаменитые.
— Хочу властвовать над человеческими желаниями, — четко и ясно произнес Лассе.
И бросил первый камешек.