— Они могут мстить. Потеряв все, оставшись голым, человек становится опасен.
— А кому они будут мстить? Государству? Кишка тонка!
— А если бы… Да, а как твоя квартира?
— А что квартира? Она, формально, принадлежит Евгению.
— А вдруг он начнет ее отбирать у тебя?
— Пусть только подумает об этом! Я ему яйца отобью!
— Да, ты можешь. Заварили мы кашу. Если бы я знал, чем все это закончится…
— Опять заговорил штампами? Никто ничего не знал. Ладно, пойду я. У меня на сегодня еще несколько деловых встреч…
— Да, у меня еще такой к тебе вопрос. Может надо подать в суд на тех писак, что накатали про меня и про тебя всякую чушь? Ведь это откровенная ложь и клевета. Мы можем выиграть процесс и тогда…
— Уже сделано.
— Чего сделано?
— Я с ними уже разобралась. Пришла в редакцию, объяснила, что и как, и они решили опубликовать опровержение с извинениями и заплатить нам по тысяче баксов, только бы не дошло до суда. А то им придется намного хуже. Могут и лицензию отобрать.
— А кто вообще это устроил?
— Как кто, твой Аргедов! Через какого-то знакомого корреспондента, он подбросил «материал» на нас. После моего появления, и особенно после возникшего скандала они так переполошились, что сразу же опубликовали извинение и опровержение.
— Но если информацию «слил» Аргедов, то откуда он знал про нас некоторые интимные подробности?
— Вот этого я так и не поняла. Сейчас спросить, как ты понимаешь, уже не у кого.
— Подожди, но ведь ты совершила убийство! Как минимум два. Может — три. А может и больше. Я сам тогда слышал, как ты сломала шею тому парню…
— Ха! Ты думаешь, что женщина только одними кулаками способна ухлопать троих здоровенных мужиков?
— Ты о чем?
— У него под водолазкой, на голое тело была приклеена скотчем пачка сухих макарон. Именно она и хрустнула от моего удара. Все было понарошку.
— Ты имеешь в виду…
— Ты тогда фактически уже отказался мне помогать. Нанимать хакера со стороны мне не хотелось, да и времени уже не было. И тут пришлось… извини. Я договорилась с тремя однокашниками, и они разыграли тот спектакль. Им это показалось весьма забавным. Уж не помню, что именно я там им наплела, но они все же потребовали какой-то компенсации за свои труды.
— Я даже не хочу думать о том, чем ты им компенсировала «труды».
— А ты, все-таки пошляк! Я им всем по бутылке коньяка купила.
— А кровь из глаз? — удивился я.
— Прижав руки к лицу, он раздавил полиэтиленовые мешочки с жидкой краской…
— Ты… Ты… Какая же ты… — запинался я, не зная что и сказать.
— Ну, что «какая»? Какая есть!
— Ты мне лгала. Использовала меня как инструмент, как отмычку, а теперь, когда я тебе уже не нужен, то выбросила… Тогда, когда мы с тобой… Ну, после метро… Ты тоже?..
— Нет, это была правда!
— Не верю. Я теперь тебе ни в чем не верю. Ты постоянно притворялась, и всегда врала мне. Может, на тебя и раньше никто не нападал?
— Я думала ты — мужик, а ты…
— Я тоже думал, что я мужик, а оказывается я — ключ, для вскрытия чужих замков! Может, и ту бабку ты специально подослала, мне ногу пропороть, чтобы потом затащить меня сначала к себе домой, затем к себе в кровать, а затем…
— А зачем бы я тебя по больницам, по моргам разыскивала? Зачем бы я тебя вытаскивала из той подмосковной больницы, где ты тихо помирал, и сюда перевозила? Зачем бы я оплачивала…
— Я не верю, что ты меня искала по больницам! А если даже и так, то с какой-то еще неизвестной мне целью! Ты ничего не делаешь просто так, всегда только используешь других, и всегда играешь разные роли. Тебе надо сниматься в кино. Или выступать в стриптизе, а лучше — в пип-шоу! Большую популярность будешь иметь!
Я никогда раньше не видел, чтобы лицо женщины так быстро и резко менялось. Выражение глубокой обиды, вдруг сменилось гримасой отвращения, и последовал звонкий удар пощечины. На моей щеке возник сначала белый, а затем, очень быстро, пунцовый отпечаток четырех длинных женских пальцев. Чего угодно, но такая эмоциональная реакция с ее стороны была для меня совершенно неожиданной.
— Ты, просто дурак, — тихо сказала она.