Алекс перевел дух, посмотрел на небо за окном, а плотом продолжил:
— …Вскоре мне почудилось, будто я различаю впереди какое-то шевеление. Тогда я сделал шаг вперед и тут же понял — справа что-то происходит. На сей раз, у меня возникло ощущение, что один из огромных валунов на голограмме сдвинулся вперед, по меньшей мере, на пол ладони. Затем я с изумлением увидел, как другой громадный камень переместился сразу на несколько сантиметров. За ним другой… Потом третий… Четвертый… Картина ожила. Складывалось впечатление, что камни стоят, а девушка медленно плывет мимо них. Валун перед ней начал увеличиваться. Я протянул руку и коснулся его. Камень скользнул мимо. Я испуганно замер и начал вглядываться в пейзаж, но всё снова застыло, как на картине художника. Жалко, что такую классную картинку придется уничтожить. Голограмма явно насмерть приклеена к стене, и отделить ее будет невозможно, а оставить здесь нельзя — весьма сомнительно, что мое начальство позволит иметь на стене рабочего помещения изображение абсолютно голой девицы. Могут неправильно понять. Или наоборот — правильно? Все, ухожу. Больше тут делать нечего, а мне еще нужно позаботиться и о себе. В конце концов, удалось найти себе неплохую квартиру в относительно новом безликом доме и даже на близкой улице. Что я делал потом, плохо помню — какой-то отрезок времени совсем выпал из моей памяти, но однажды я отправился проверять, что делается для ремонта арендованного помещения, и делается ли хоть что-нибудь. Тихое, солнечное утро и абсолютное безветрие, даже листья на деревьях не колышутся. Без труда нашел нужную улицу, но в первый момент ничего не понял. Может все-таки другая улица? Несколько строительных машин не вполне ясного назначения перегораживают подходы к тому дому, только самого дома что-то не видно. Вместо него виднеется отвратительная куча мусора и всяких обломков. Да нет, место то же самое. Рядом, словно насмехаясь надо мной, высится давешняя одноподъездная башня. По-моему ее уже стали заселять. Ну, это уже полное хамство! Снести дом, а нас, арендаторов, даже не предупредить об этом! А может мое начальство обо всем прекрасно знало, но, как у нас часто бывает, «не нашло времени» мне сообщить? Тогда это тоже, конечно, безобразие, но только несколько иного плана. Пока меня посещали такие невеселые мысли, послышался глухой, но невероятно мощный и какой-то всеобъемлющий шум. Звук быстро перешел в раскатистый и равномерный гул, который, постепенно нарастая, исходил отовсюду и, похоже, не имел конкретного источника. Земля стала заметно дрожать. Небо почему-то потемнело, и солнце спряталось в плотных и темных, непонятно откуда взявшихся тучах, хотя ветра по-прежнему не было. Улица вдруг стала необыкновенно многолюдной. Мимо пробегают в разных направлениях наспех и кое-как одетые люди, с бессмысленными и перекошенными от страха лицами. Земля уже не дрожит, а ходит ходуном, так, что становится затруднительно не только ходить, да и просто держаться на ногах. Начинают с шумом и треском рушиться и оседать здания, поднимая облака пыли. Над обломками быстро занялись пожары, и к пылевым облакам добавился едкий черный дым. С диким воем летят куда-то пожарные и спасательные машины, сбивая и давя обезумевших прохожих. Активность катастрофы нарастает. Земля горбится и вздувается, рвется, образуя глубокие трещины и провалы. Асфальт на улицах крошится и разламывается в куски….