Меня естественным образом тянуло к радикалам. Действий, увы, было негусто. Долгое время в атмосфере полусекретности обсуждался некий выезд в подмосковный город с последующим несанкционированным шествием, да только это так и осталось прожектом. Был один не самый удачный поход на граффити, когда после первого серпа и молота на стене нас засек проезжавший патруль. К счастью, отошли без потерь. Была в меру креативная акция по пропиливанию бесплатного прохода к платформе электричек на Рижском направлении. Рядом с дыркой в заборе была оставлена подпись АКМ. Вот, собственно, и все. Остаток буйной протестной энергии сублимировался в регулярных расклейках стикеров в вагонах метро. Сейчас подобное очень быстро отслеживается и моментально пресекается, а тогда и попадались крайне редко, и висела агитация долго. Забавно, что одна из тех наших наклеек попала в фильм «Ночной Дозор». Особым шиком считалось сесть несколькими группами на конечной станции и при почти полном отсутствии обывателей превратить состав в агитпоезд. Спустя годы тело помнит алгоритм перемещения по вагону: восемь наклеек на восемь дверей.
Не гнушался я и работы по партийной линии. Честно взялся распространять газету «Молния» по подписчикам в своем районе. Из семерых трое оказались мертвыми политически, а четверо оставшихся успели умереть физически. Пытался ходить на теоретические занятия. Посетил один из семинаров, который вел Стас Рузанов. Вообще картина была сюрреалистичная: молодой парень вещает азбучные марксистские истины убеленным сединами ветеранам (молодняк в аудитории представлял я в одно лицо). Все вроде шло неплохо, до того как Стас употребил оборот «ждал, как Татьяна Онегина». Тут один из дедов, сидевший в обнимку с красным флагом, резко подскочил и выдал: «А ведь Татьяна хорошая женщина была! Что же он так, Евгений, нехорошо вышло!» На этом старики забыли про Маркса и начали обсуждать роман Пушкина.
Было однажды и нечто вроде партийной комиссии по делам молодежи. Вел его товарищ с нелепой фамилией Никипелов. «Беспечного ангела» он исполнять и не пытался, хотя выступал весьма феерично:
«Мы — мальчики Хрущева! Вы — сегодняшняя молодежь, умеете и любите бросать пикарды!»
«ПЕТарды!» — поправил кто-то из нас.
«Вот я и говорю, ПИКарды!»
Еще немного покритиковав АКМ за использование фаеров, Никипелов передал слово другому деду, с пафосом перечислив многочисленные регалии последнего, в том числе депутатство советских времен. Со стороны это смотрелось как эпизод из игры «Что? Где? Когда?»: «А теперь свой вопрос команде знатоков задает бывший депутат…». Вопрос был на тему КПРФ и частной собственности, мы коллективно ответили как смогли. Деды были довольны тем, что КПРФ удалось еще разок прокозлить, и на том удовлетворились; мы были рады тому, что все закончилось. Как ни странно, по итогам мероприятия мне и остальным товарищам было предложено в ближайшие недели вступить в партию в районных ячейках. Уже через несколько дней под извечно сопровождающие дедов бутерброды с докторской колбасой я был принят в «Трудовую Россию» на квартире кого-то из старших товарищей. Впереди была партийная конференция, поучаствовать в которой было весьма интересно.