Как это выглядело на практике, достаточно красноречиво отражено, например, в воспоминаниях А. Микояна, соратника В. Ленина:
В конце июня 1920 г. Исполкомом Коминтерна и ЦК РКП(б), вспоминает Анастас Иванович, было принято решение о созыве в Баку 1-го съезда народов Востока. «Это был съезд, — свидетельствует он, — не только коммунистов, но и беспартийных, антиимпериалистически настроенных национальных деятелей, представителей широких масс трудящихся и их организаций. В нем приняли участие представители тридцати семи национальностей, в том числе из Афганистана, Египта, Персии, Китая, Кореи, Сирии, Турции и других стран, треть из них не была коммунистами.
Съезд начал свою работу 1 сентября 1920 года… Съезд работал неделю и принял ряд важных решений, выразил солидарность с тезисами состоявшегося за месяц до этого 2-го конгресса Коминтерна по национальному и колониальному вопросам…
Ленин дал весьма высокую оценку этому съезду… Говоря о 2-ом конгрессе Коминтерна и съезде народов Востока в Баку, он отметил, что «это те международные съезды, которые сплотили коммунистов и показали, что… во всех отсталых восточных странах большевистское знамя, программа большевизма, образ действий большевиков — есть то, что для крестьян всех отсталых колониальных стран является знаменем спасения, знаменем борьбы, что действительно Советская Россия за эти три года не только отбила тех, кто бросался, чтобы ее душить, но и завоевала себе сочувствие трудящихся во всем мире, что мы не только разбили наших врагов, но мы приобрели и приобретаем себе союзников не по дням, а по часам».[33]
И еще из воспоминаний А. Микояна:
«2-го декабря 1919 г. в Москве начала работу 8-я партийная конференция. Она продолжалась три дня, в течение которых было проведено шесть заседаний… После принятия порядка дня были заслушаны два приветствия. Первым приветствовал конференцию Султан-Галиев от имени 2-го Всероссийского съезда мусульманских коммунистических организаций народов Востока. Коммунисты мусульманских народов, говорил Султан-Галиев, понесут на Восток красное знамя, революционное знамя коммунизма, полученное из рук наших учителей — товарищей русских коммунистов, и разбудят спящий Восток».[34]
Афганцы даже в самом страшном сне не могли представить, чтобы их «знаменем спасения, знаменем борьбы» за независимость, свободу и самобытность стало чужеродное знамя, да еще какое — знамя коммунистов-безбожников! «Большевистское знамя, программа большевизма, образ действий большевиков»!
С тем, чтобы избавить себя от подобной перспективы и не оказаться вовлеченными в борьбу за коммунистический передел мира, они в 1926 г. побудили шурави подписать двусторонний советско-афганский договор «О нейтралитете и взаимном ненападении». Это был четкий, категоричный сигнал Москве о том, что Кабул двумя руками за развитие и углубление дружественных отношений во всех сферах жизнедеятельности, кроме одной — идеологии. «Мы нейтральны, таковыми были, есть и будем. У нас свое, традиционное восприятие мира, и религия наша ислам несовместима с вашим коммунизмом».
Этот посыл пронизывал договор «О нейтралитете и о взаимном ненападении». Ни с одной другой страной такого договора у Афганистана не было.
В Москве, разумеется, поняли позицию афганцев, но ссориться не стали. Там исходили из того, что, как говорят в народе, «всему свое время» или «терпение и труд все перетрут».
Советско-афганское сотрудничество продолжало расширяться и углубляться. В 1928 г. вошла в строй первая воздушная линия по маршруту Москва — Ташкент — Кабул, а в Герате и Мазари-Шерифе открылись советские консульства.
Москва наращивала свое присутствие в Афганистане, а тот старался с помощью северного соседа осовременивать свою страну в надежде поскорее расстаться со средневековой отсталостью и нищетой, сохраняя при этом свою самобытность и, конечно, нейтралитет.
…После афганской миссии Мухаммада Вали-хана в столицу мировой революции пожаловали представители еще одного «проснувшегося народа Востока» — монголов.
Если Афганистан — страна гор, то Монголия — страна степей и пустынь. В мировую историю этот древний народ вписал себя лихими набегами гикающих орд Чингисхана, сумевшего покорить полмира. Заложенная им структура феодального общества просуществовала в первозданном виде семь столетий, пока в 1921 г. не грянула революция и на политической карте мира не появилась Монгольская Народная Республика. Перед ее руководителями встали те же проблемы, что и перед афганцами: как вытащить страну из средневековья? Как поскорее покончить с нищетой и отсталостью? Правда, в отличие от афганцев монголы сподобились на социалистическую революцию.