Утром 1 января Таджитдин сообщил нам, что встреча с Ахмад Шахом состоится в 9.30. Не скажу, что ожидание встречи не было для нас тревожным и довольно напряженным, но одновременно охватывало любопытство, ведь до нас никто из советских военнослужащих Масуда не видел, даже на фотографиях. Были лишь словесные описания его портрета, характера, манеры поведения, составленные на основании рассказов афганцев, выходцев из Пацджшира.
Ровно в установленное время в комнату вошел молодой невысокий мужчина. Он был темноволос и худощав. Ничего звериного в его облике, как это преподносилось средствами нашей пропаганды, не было. Одет он был в традиционную афганскую одежду. На его лице была сосредоточенность и открытость. Напряженность длилась всего несколько секунд. Мы не увидели «зловещее лицо непримиримого врага». В глазах Ахмад Шаха светилось добродушие и доброжелательность. Видимо, и у нас на лицах не было враждебности. После секундного замешательства мы обменялись традиционными приветствиями по афганскому обычаю. Затем последовало приглашение к завтраку. Первым делом, как это принято на Востоке, Ахмад Шах поинтересовался состоянием нашего здоровья и хорошо ли отдохнули с дороги. Мы ответили, что все нормально и, в свою очередь, спросили о его здоровье. Так мало-помалу удалось завязать разговор, который во время завтрака шел на обыденные темы, совершенно далекие от войны. Как гостям за завтраком нам были оказаны традиционные почести: первыми вымыть из кувшина руки и вытереть свежим полотенцем, первыми надломить хлеб, первыми начать есть плов из общего блюда и т. д.
После завтрака в комнате остались Ахмад Шах с одним из своих приближенных и я с переводчиком Максом. Началась беседа. Когда мы изложили Ахмад Шаху вопросы, поставленные в задании нашим руководством, он был несколько удивлен, что в этих предложениях не было ультиматумов, требований капитулировать или немедленно сложить оружие. Ведь до этого ему присылали жесткие требования — прекратить вооруженное сопротивление против правительства Кармаля, сложить оружие и сдаться. Ключевым же вопросом в наших предложениях было взаимное прекращение огневого противодействия в Панджшире и взаимные обязательства по созданию необходимых условий местному населению для нормальной жизнедеятельности. Особый интерес у Масуда вызвали предложения о возвращении в населенные пункты жителей уезда, которые покинули свои дома из-за боевых действий, совместном обеспечении их безопасности и оказании им всесторонней помощи в налаживании мирной жизни. Это отвечало его интересам.
По каждому пункту предложений шло глубокое и обстоятельное обсуждение. Это не было данью вежливости. Ахмад Шах заявил, что ультиматумы, с которыми за два года войны к нему обращались представители советской и афганской сторон, для него неприемлемы. По словам Масуда, в отношении Советского Союза и советских людей у него не было враждебности. В войну, говорил он, народы двух соседних государств втянули руководители, а война есть война, здесь без жертв не обойтись. После войны, выражал надежду Ахмад Шах, мы останемся добрыми соседями. Однако в отношении кабульского руководства, власть которого, по его словам, в стране ограничивалась столицей и некоторыми крупными городами, он был непримиримым противником.
На мой взгляд, в ходе беседы Ахмад Шах проявил себя серьезным и взвешенным политиком, трезво мыслящим человеком, знавшим, за что он ведет борьбу, и видевшим конечные цели своей борьбы. Именно с такими политиками нам необходимо было иметь дело. Он подчеркнул, что с уходом советских войск кабульский режим лишится будущего. Время подтвердило его правоту.
В последующем нам приходилось встречаться с Ахмад Шахом еще не раз, но эта первая встреча запомнилась навсегда.
Результатом проведенных переговоров во время этой и последующих встреч стало реальное прекращение боевых действий и установление тесного взаимодействия в вопросах поддержания условий перемирия. В Панджшир вернулись мирные жители, обстановка на трассе Саланг — Кабул стала намного спокойней. В течение 1983 г. и до апреля 1984 г. в Панджшире боевые действия не велись.
Однако такое положение не устраивало партийных функционеров НДПА, которые настаивали на проведении боевых действий в этом районе и постоянно подталкивали к этому советское руководство. В связи с этим перемирие неоднократно нарушалось по нашей вине. Например, на одной из встреч с Масудом мы беседовали с ним в доме одного из местных жителей.