Продираюсь сквозь кусты и густые заросли крапивы. Нога болит уже практически нестерпимо, раненое плечо кровит без остановки, весь рукав и бочина красные и липкие. Выламываюсь на берег как медведь из малинника, кручу башкой.
— Батька!
У самой воды Голец на коленях с разбитым лицом окружен пятком оружных, доспешных типов. Бледная, испуганная Младина стоит возле вытянутой на берег лодки, за руку ее крепко держит какой-то тощий, косматый дед.
Хм, приплыли, по ходу…
Что ж за день сегодня!
С обнаженным мечом в руке начинаю медленно приближаться. Очень уж мне любопытно что это за жлобы. По прикиду и отличному вооружению похожи на Минаевых, вернее, Вендаровых молодцов, но рожи все не знакомые. Смотрят без агрессии, с плотоядным интересом, как хищники на заведомую жертву. Дернувшемуся было с колен Гольцу тут же треснули по кумполу, чтоб не трепыхался.
— Вы чьих будете, хлопцы? — спрашиваю. — Дружинника моего отпустите и девка эта тоже со мной! Слышь, сухостой, хорош девочку мацать, отпусти, говорю!
Я понимаю, что один против шестерых даже на кулаках вряд ли сдюжу, но выхода иного нет, своих в беде оставлять последнее дело.
— Чего молчите, дефективные что ли? Меня не слышно? Але, э! Ну, вам же хуже…
Угрожающе потрясая клинком, делаю несколько шагов к Гольцу. Двое крайних грамотно начинают обступать меня с боков.
— Убери меч! — слышу позади повелительный окрик. — Всем стоять!
Ага, а за пивком не сбегать? Вот нарочно не остановлюсь и не оглянусь.
— Убери меч, Старый! Свои.
Глава тридцатая
— Значит, не ты терем поджег?
Говорит Рваный медленно, словно нехотя.
— Нет, не я, — отвечаю в схожей манере.
— А кто тогда?
— Может проводка коротнула, газ рванул иль Любослава с сигареткой в постель улеглась, откуда я знаю?
— Я же серьезно, Андрей.
Я отрываюсь от мутного, заплеванного дождем окошка, долго гляжу в упор на сидящего через стол Мишу. Он тоже смотрит на меня и совсем не мигает как удав. На лице живейший интерес к теме и что-то еще неуловимое, не слишком приятное.
Морда у Миши раскраснелась от принятого обильного обеда, подбородок блестит жиром, глаза сыто и лениво поблескивают как у домашнего кота. Рваный в богатом, расшитом от сапог до ворота шерстяного пиджака одеянии, доставшемся по наследству от Овдея. Даже боюсь предположить сколько отвалил за сей понтовый прикид Мишин предшественник. Я сижу босой, расхристанный, в простом нательном белье, синеватый от холода как несчастный каторжанин, однако сильного дискомфорта не ощущаю, ибо внутри меня плещется полтора литра стоялого хмельного кваса с нехилыми такими градусами. Мерный шум дождя и легкий туман в голове клонят ко сну почище любого снотворного.
Который раз Рваный подступается ко мне с этим вопросом, сначала исподволь, теперь, гляжу, всерьез взялся, время свободное появилось. Но я же не дурак отдавать в чужие руки клубок из которого нитка ко мне тянется. Расскажу ему все потом когда уляжется, обязательно расскажу…
— Долго меня тут держать будут? — меняя интонацию, кидаю встречку. — Третьи сутки сижу как морская свинка: жру, сплю, на парашу хожу. Опух уже от безделья.
— Не от безделья ты опух, а от пива дармового, так что не жалуйся, помоги лучше следствию.
— А ты, значит, следователь?
— Нет, Старый, я — твой друг. Следователь, как ты выразился, у князя некто Дрозд. Да ты видел его.
Вспоминаю невысокого, с длинным серым, костистым лицом дядю, трущегося по левую руку от полоцкого владыки. Кепку-жиганку на лоб — как есть ханыга-грузчик из продуктового. Как я теперь понимаю, он у Рогволда навроде Гоши Жидкова у Фрола — начальник особого отдела. Взгляд у него такой чекистский, проницательно-честный и сердце наверняка пламенный мотор.
— А тот с медвежьими зубами на шее — кто?
— Змеевыми, — поправляет Рваный.
— Чего?
— Змеевыми зубами, говорю. Змеебой это. Главный воевода Рогволда, его правая рука, головорез каких поискать.
Я так и подумал, когда на берегу у лодок увидел рядом с Мишей этого бомбилу с лицом бордюрного камня.