Убедившись в моей готовности нести службу, Вендар настойчиво желает, чтобы я присоединился к коллегам в непростом деле запрягания телег быками. Тщетно ищу на лице десятника хотя бы тень издевки, быстро понимаю, что тот и не думает шутить и под кривую ухмылку Бура отправляюсь выполнять приказ.
Лицо румяного дружинника, поджидающего меня у первой телеги показалось мне знакомым. Еще бы, каждого из них я уже видел, а этот во время набора в дружину у ворот стоял, меня на двор впускал. Да и не забудешь его, морда налитая, красная как раскаленная, кажется, плюнь — зашипит. А вот имечко у него неподходящее — Вран. Ворон значит. С такой то харей…
Приводят нам темно-серой масти быка. Туша такая мама не горюй! Башка огромная, рога длинные и острые, ноги толстенные, шея не обхватишь и глаза такие большие с ресницами, грустные, как у больного человека. Гляжу я на эту мощную говядину и понять не могу как к нему подступаться. Даром, что спокойный как маком опоенный, потому что не бык это, а вол — специально для тяжелой работы выращенный, для плотской любви с коровами не предназначенный хозяйственный скот. Я хоть и жил до средних классов школы в деревне, рабочих волов сроду не видел. Быки в совхозном стаде были и еще какие: огромные, страшные существа с налитыми глазами, массивной головой и широченной грудью, нам мальчишкам к ним даже приближаться не разрешали. Лошадиных упряжек перевидал хоть отбавляй, пару раз с пацанами даже помогал Егорычу запрягать Мышку в сани и уже здесь при боярском тереме отточил это умение. Тем не менее бычью повозку мне предстояло снаряжать впервые. Могу предположить, что каждый дружинник просто обязан уметь запрячь в тележку хоть верблюда, но ручаться в наличие этого навыка у лесного татя Стяра не стал бы. Однако включать дурака я не решаюсь, помогу человеку, раз надо.
— Что с коняшками у Бадая напряг? — спрашиваю, второй раз нерешительно обходя вокруг быка. Приходит подозрение, что бычья упряжка не совсем идентична лошадиной.
— Бык лучше лошадки в повозке, выносливей и тягучей, — со знанием дела заявляет Вран.
— Я понимаю, что тягучей, — говорю с сомнением. — Медленные они, мы так к зиме не доползем.
— Это как ползти будем, — усмехается кросномордый дружинник. — Запрягай давай, не стой, вон, ярмо принесли.
В подтверждении его слов и моих подозрений двое новобранцев подтаскивают толстый, грубо отесанный двухметровый деревянный брус с полукруглыми выемками и сквозными отверстиями. В это же время Вран приводит еще одного быка, точную копию первого. Сообща ставим волов рядом, накладываем им на холки брус, снизу под шеи надеваем овальные скобы концы которых входят в брус и закрепляются в нем деревянными шплинтами. Вся эта приблуда надежно вяжется веревками и ремнями к бычьим рогам и к длинной круглой оглобле вторым концом соединенной с телегой. Второй воз запрягаем по той же схеме еще более спокойными волами только черными. Провозились часа полтора — два. За это время освобождаются Голец с парнями.
— Гляди, батька, у тебя все сапоги в навозе!
Мне показалось, что Голец орет как умалишенный на весь купеческий двор. Поржать ему, видите ли, захотелось олуху. Беру его за худосочную курячью шею. Без агрессии беру, ласково, но твердо. Отвожу так на три метра в сторонку. Жила и дулебы следуют за нами.
— Вы завязывайте меня батькой звать, — говорю. — Десятник у нас больно строгий, может не так понять. К тому же княжьи мы теперь, одинаковые меж собой как орехи, привыкать пора. Всем ясно? Это важно.
— Ясно, батька… то есть — Стяр, — слегка удивленно проговаривает Голец, потирая освобожденную шею.
Жила и дулебы Зык с Камнем по-очереди рапортуют, что им тоже все понятно. Краем глаза замечаю ходячую долговязую конструкцию, уверенно топающую прямо к нам. Невул собственной персоной! В неплохой одеже, за поясом боевой топор, лук в чехле на левом плече. Капюшон бы ему и можно Робин Гуда в ТЮЗе без грима играть! Обнимаюсь с ним как с родным, спросить ничего не успеваю ибо с очередным заданием в нашу сторону поспешает Вендар.
Ошибся я, не с заданием подошел десятник — в ворота вползал воз с собранным боярином Овдеем воинским снаряжением и нам предстояло получить сброю.
Глава тридцать четвертая
В путь выступили после короткого, но обильного банкета опять таки за счет хозяина усадьбы. За двумя длинными столами, накрытым прямо во дворе вместе со мной новобранцев я насчитал двадцать семь персон. Вендар с пятью дружинниками Миша и Бур с Кульмой и Протасом, чисто количественно делают наш небольшой отряд внушительной силой. Нам сразу же объявили, что на сегодня это последний прием пищи, так как идти будем до темноты, чтобы заночевать у какой-то Белой гати. Еще перед выходом я случайно уловил ушами несколько скептических реплик Вендара и остальных гридней по отношению к пополнению дружины, но с паршивой овцы хоть шерсти клок, других все равно нет, а князю нужна свежая кровь в войске, своя городская молодежь на службу не рвется, тихая крестьянская житуха многим больше по душе. Придется князю такими вот балбесами обходиться, а чтобы толк в нас вогнать не одну палку измочалить придется. В качестве короткого инструктажа Вендар велит на протяжении всего пути слушаться каждого его слова, скажет стоять — встать как вкопанному, скажет лечь — кинуться мордой в землю, будь там хоть кусок медвежьего навоза. Любые действия предпринимать лишь с позволения командира, любое левое движение в незнакомом лесу попросту не рекомендуется для нашей же безопасности. Еще десятник напомнил, что все новобранцы являются не насильно собранным на войну ополчением, а добровольно изъявившими желание нести княжью службу со всеми вытекающими тяготами и последствиями. Исходя из этого, на всем протяжении нашего пути Вендаром предполагалось обучение личного состава воинским премудростям на дневных привалах и по вечерам перед отбоем. Я считаю это очень дельной придумкой, многие мужики озадаченно хмыкают, самоуверенно полагая затею напрасной, ну а мне совсем не помешает подучиться воевать по-древнерусски хотя бы в теории.