Боярыня, на мой взгляд, остается нашим разговором довольна. Она облегченно вздыхает и приглашает весь мой десяток сегодня и впредь приходить к обеднему времени в общую трапезную.
С этого надо было начинать, это ж какая экономия на боярских харчах столоваться! Вкупе с жалованием и левым приработком можно поднапрячься и скопить те самые пуды золота, что для колдовства нужно, не сразу, ясное дело, а за пару-тройку лет скоплю.
Спрашиваю про Завида. Боярыня говорит, что Данья с Дохотом от него не отходят. Если не завтра лучше не станут будут руку ему по локоть резать.
М-да, хорошего мало. Был парень без пальцев, станет без руки. Ладно бы жив остался…
Вижу с крыльца плечистую фигуру Липана. Возле него почти такой же здоровый тип, по всей видимости, Ноздря и давешний цыганистый Шишак в неизменной кожаной безрукавке, подвижный как ртуть.
Я прошу Гольца раздобыть три наперстка и сухую горошину. Нахожу ровную поверхность в виде обработанной рубанком широкой тесины и в укромном местечке за амбаром посвящаю простодушных жуликов в таинство величайшего лохотрона девяностых годов двадцатого столетия.
Зенки Шишака загораются дьявольским огнем. Он мгновенно рубит фишку и через десять минут вполне профессионально с сухим треском катает горошину по доске, в нужный момент виртуозно зажимая ее между пальцев. Из двадцати попыток мы сообща угадываем три раза, в остальных случаях победителем выходит Шишак.
Напоследок я знакомлю их с понятиями “подставной игрок”и “силовая поддержка”. С полчаса мы репетируем, разыгрывая целые спектакли с участием Гольца в качестве подставного и Ноздри как боевика. Велю сильно на ставках не борзеть, к убогим и нищим быть великодушными, а долю мою приносить в конце каждой недели в размере половины от общего дохода дулебской шайки, иначе сами понимаете…
Довольный Липан уводит своих жуликов. За амбаром я остаюсь с Гольцом.
— Ну ты даешь батька! — говорит он восхищенно. — На все руки от скуки!
— Что есть, то есть, — говорю самодовольно.
— А что это за знак у тебя на левом плече? Будто жук диковинный с хвостом.
Я вспоминаю как пялился Голец на мою наколку вчера на речке и становится мне неуютно.
— Сам ты — жук. Скорпион это. Набивался тем, кто побывал на войне.
— На какой это ты войне побывать успел, — хихикает Голец. — В детстве что-ли?
— Можно и так сказать, — говорю. — А воевал я в лесиситых горах Бразилии, где много-много диких обезьян. У меня и медалька имеется.
— Медалька?
— Награда такая, кругляшок блестящий, на груди носить можно, чтоб все видели.
— За что награда?
— За то, что командира испод огня вытащил.
— Из огня?
— Пусть будет — из огня. Спас, короче, старшого, вот меня и наградили.
— За что воевали?
— За мир, за что еще воюют.
— Победили?
— Типа того.
— Скор-пи-он, — медленно произносит Голец. — Красивое слово, сильное. Раньше, вроде, не было его у тебя?
— Много ты понимаешь, — говорю. — Было или не было, тебе какая разница? Помалкивай, понял?
— Понял, — говорит и снова шепчет понравившееся слово.
Три дня по моей просьбе Шепет с Рыкуем муштруют моих разбойничков, приучают к солдатской жизни. Рыкуй где-то надыбал новую тетиву и Невул теперь носится со своим луком как курица с яйцом. Для него в качестве мишени набили сеном мешок, который он с упоением принялся долбить стрелами с разных дистанций. Жила, Криня и Голец с энтузиазмом учатся оружному бою на мечах и булавах. Их заставляют метать в мишени сулицы и прикрываться от атак щитом.
Меня по причине временного увечья пока не трогают, сижу себе на камушке, на солнышке греюсь, за тренировками наблюдаю да ножики в поставленную стоймя деревянную колоду швыряю. Боярский малолетний сынок Тихонька с удовольствием мне их подает.
Обедаем как и обещала боярыня вместе с дворней в общей трапезной, спать с Гольцом и Криней уходим в избушку Чурка, где для нас плотник сладил спальные места. Жила и Невул ночуют при тереме.
На четвертое утро в усадьбу заявляется купец, лучший друг боярина Головача. Его сопровождают семеро при оружии. Хмуро топают прямиком к терему.
— Занимаетесь? — спрашивает, замедлив возле нас шаги. — Правильно делаете. Минай на подходе. С ним урманы и десяток полоцкой гриди.
Глава двадцать четвертая
По тому как от полученного известия вытягиваются и сереют лица Рыкуя с Шепетом я понимаю, что ничего путного от прихода загадочной гриди ждать не приходится.